Новый и активно продвигаемый роман "Спать и верить" Вячеслава Курицына (выступающего под псевдонимом Андрей Тургенев, но не скрывающего авторства) дает неожиданный поворот петербургской теме в русской литературе, считает ЛИЗА НОВИКОВА.
Главный персонаж романа — работающий в Питере москвич, который точит зуб на "колыбель русской революции". Однако Вячеслав Курицын, чей собственный переезд в Санкт-Петербург был связан с участием в предвыборной кампании Валентины Матвиенко, время действия романа перенес в блокадные годы, а современные параллели оставил читателям.
Противостояние двух столиц началось в русской литературе еще задолго до того, как Вячеслав Курицын выбрал путь литератора, чтобы, по собственному признанию, не "идти на завод, а лежать на диване", а потом из успешнейшего критика превратился в рискового прозаика. Нельзя сказать, чтобы в романе "Спать и верить" подводился итог этого противостояния. Однако у Вячеслава Курицына получился своеобразный оммаж Петербургу Пушкина и Достоевского, Блока и Белого. Ничто питерское автору не чуждо — ни гоголевская миражность, ни достоевская болезненность, ни фантастичность "Петербурга": его герои, как и положено, до изнеможения бродят по городу, клянут его властителей и оказываются его жертвами.
Дальше линия преемственности истончается, как секущийся волос. Тем не менее истинный постмодернист Курицын проводит ее и дальше: от официозного Александра Чаковского с его пятикнижием "Блокада" через вольнодумного Андрея Битова — к Дмитрию Быкову, чья "Орфография" во многом задала правила петербургских литературных "игр" нового толка.
Героями классической литературы автор населяет блокадный Ленинград. Такой ход напоминает коронный прием современных оперных режиссеров, обожающих ставить классические произведения в декорациях ХХ века. Беззащитная девушка Варенька ждет с фронта своего возлюбленного Арвиля. Но тем временем встречается с "мечтателем" Максимом, присланным для курирования страшного плана "Д", в соответствии с которым ключевые городские объекты должны быть подготовлены к уничтожению. А Максим как раз и без плана мечтает отомстить и городу, и лично местному секретарю обкома товарищу Марату Кирову (такое вот имя придумал для ленинградского хозяина автор, но с тем же успехом мог бы назвать его Дантоном Троцким — вряд ли бы что-то изменилось). Месть задумана довольно своеобразная: в вымирающем городе должна зазвучать опера Вагнера "Вечный лед".
Простота интриги не мешает автору увлеченно выписывать блокадный быт. Он использует свидетельства очевидцев, даже признается, что сам экспериментировал с голоданием, но недолго продержался. Исторической фактуры в романе предостаточно: от жутких картин людоедства до рецептов добывания клея из книжных корешков. Все герои делятся на сытых и голодных — и, понятное дело, одни других не разумеют. Варенька живет в коммуналке, и ее соседи как раз демонстрируют разные варианты поведения в экстремальных обстоятельствах. Как всегда, наиболее выпуклым персонажем получились не благородный учитель литературы, не его жена, учительница географии, не репрессированный доктор, не его бедовый сын и уж тем более не совершенно неудавшийся товарищ Киров, а циничная и слегка хулиганистая "старуха-процентщица" Патрикеевна.
Но даже Патрикеевна, умудряющаяся делать свой маленький бизнес на хлебных пайках, не в силах вытянуть этот неровный и нарочито неуклюжий роман. Должна быть какая-то причина, по которой нынешние читатели обратятся не к документальной "Блокадной книге" Адамовича и Гранина, не к мемуарным "Запискам блокадного человека" Лидии Гинзбург и даже не к советской "Блокаде" Чаковского, а именно к роману "Спать и верить".
Вряд ли они это сделают ради разбросанных по тексту орфографических ("йад", "Масква", "проэкт") или лексических ("воспоминания мечт") фенечек либо подобных описаний: "Кавалькада серо-салатовых 'паккардов'-близнецов просочилась под маскировочную сеть, закрывавшую обрызганный коричневой краской Смольный и окрестные территории". И не ради пародийного, с явным намеком на писателя-гурмана Владимира Сорокина, либретто оперной тетралогии "Вечный лед", где ко всему прочему действуют и разбойники с веселыми линдгреновскими именами Филле и Рулле.
Роман "Спать и верить" несомненно наделает шума, шокирует Даниила Гранина, никак не заткнет за пояс Владимира Сорокина и на некоторое время станет межгородским сезонным событием для мигрирующих литературных тусовок Москвы и Санкт-Петербурга. А разбросанные по роману намеки на сегодняшнюю "зажравшуюся" Москву скорее всего лишь позабавят. Ведь с доставкой свежих и питательных литературных продуктов и в столице проблемы — недоедаем.