В минувшее воскресенье в Мариинский театр показал спектакль "Silenzio. Диана Вишнева". Постановку осуществил авангардный театральный режиссер Андрей Могучий. Экспериментальный характер бенефиса госпожи Вишневой привел балетоманов в некоторое замешательство. Смотрела ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Бенефис Дианы Вишневой был назначен на день рождения президента Путина. Президента в театре ждали, но он там так и не появился. А в театре старались. Сама идея вечера — набор хитовых балетных сцен из репертуара Дианы Вишневой ("Steptext", "Баядерка", "Жизель", "Лебединое озеро", Pas de deux Чайковского, "Умирающий лебедь") — перестала быть банальной, когда к их монтажу приступили сценарист Константин Учитель, режиссер Андрей Могучий и художник Александр Шишкин. Они сформулировали драматическую концепцию безобидного балеринского дайджеста: высказаться невозможно, поэтому можно только молчать, но в этом молчании будет внутренний протест. Собственно, вечер изначально даже должен был называться "Могу молчать".
В центре открытой сцены — без занавеса и без кулис — выстроили стену, сложенную из разновеликих картонных блоков. Подобные "кирпичи" разбросали и по планшету сцены. На заднюю стену проецировались изображения плюшевого мишки, старой куклы, чемодана, телевизора. По комнате, наполненной таким образом как бы детскими воспоминаниями балерины, неприкаянно бродила госпожа Вишнева. В загадочном, надо сказать, виде: серое платьице, красные лосины и огромного размера милитаристские ботинки. Не менее странным было и поведение звезды. Она то сидела на стуле, высокохудожественно размахивая руками, то залезала на кубы, то лихорадочно перетаскивала их с места на место, то дерзко опрокидывала. Проекции игрушек постепенно зачирикивались каляками-маляками. Продолжалось такое действие минут семь. За это время элегантная публика успела разволноваться. "Балет-то будет?" — тревожно вопрошала дама, сидящая слева от меня. Дамы справа сокрушались, что не успели прочитать программку. Где-то наверху разочарованно захлопали. Первая провокация балерины Дианы Вишневой удалась блестяще: эпизод назывался "Попытка речи". Как и ожидалось, в зале никто слушать госпожу Вишневу не хотел. Публика требовала танцев. Желательно в пачке и на пуантах. Госпожа Вишнева выдала их наотмашь, как пощечину. Жаждете "Жизели", "Лебединого озера", танца маленьких лебедей? Получите вилис в сапогах, насладитесь пятнадцатиминутным выходом лебедей, монотонно повторяющих классическую ивановскую комбинацию, умилитесь шеренге из 16 маленьких лебедей (воспитанницы Академии русского балета), зомбирующей публику нескончаемыми антраша, sissonne simple и echappe. Выглядело это довольно издевательски. Тем более что лебеди были одеты в такие же сиротские платья, как госпожа Вишнева в начале спектакля.
Молчание госпожи Вишневой было богато на оттенки. Первое хореографическое "молчание" (фрагмент из балета Форсайта "Steptext") вышло беспокойным. В "Умиротворяющих тенях" (эпизод, включавший фрагменты из "Баядерки" и "Жизели"), как ни странно, циничным. Казалось, в медитативном кружении гималайских душ для героини госпожи Вишневой на этот раз не было ничего очищающего и возвышающего. В финале нежные призраки в пушистых пачках обули грубые армейские сапоги. Может, этими-то вот сапогами мы все и лезем в душу госпоже Вишневой. А может, — что все же ближе к сюжету балета — так растаптывает душу нежной девушки предательство. А Жизели ничего не остается, как цинично и буквально "пойти по рукам": адажио с балериной по очереди, сменяя друг друга, танцуют четыре партнера.
Действительно отчаянно молчание "прозвучало", как ни странно, в самом оптимистическом номере вечера — Pas de deux на музыку Чайковского. Безмятежная лучезарная хореография Баланчина неожиданно обернулась экзистенциальной драмой. Героиня, вырвавшаяся из объятий дурной бесконечности, обнаруживает себя в очередном круге ада — на подмостках императорской сцены, где ей надлежит ублажать зрителей. Не изменив ни на йоту классическую хореографию, только необыкновенно взвинтив темп вариации и коды, госпожа Вишнева довела состояние экстатической радости, присущее этому шедевру Баланчина, до истерического надрыва, характерного скорее для роковых героинь Достоевского.
И совсем уж гибельную тишину танцевала Диана Вишнева в финальном эпизоде "Голос", в качестве исходного материала для которого был определен "Умирающий лебедь". Трактовка госпожи Вишневой здесь не имела ничего общего с хрестоматийной темой гибнущей красоты. В "Silenzio" лебедь уже умер. Неожиданно пессимистичный вывод для одной из самых мажорных балерин мировой сцены.