В Москве открылась выставка "Шанель. По законам искусства". Следуя законам не только искусства, но и бизнеса, знаменитая Коко никогда не опровергала слухов о том, что духи "Красная Москва" — жалкая советская копия "Шанель N5". Лишь после краха СССР заговорили о том, что отечественные духи появились гораздо раньше французских, к 300-летию Дома Романовых. Как выяснил обозреватель "Денег" Евгений Жирнов, все было не там, не тогда и не так.
Душистый Генрих
Широко распространенная ныне история гласит, что духи "Букет императрицы", переименованные при советской власти в "Красную Москву", создал в 1913 году владелец крупнейшей отечественной фабрики мыла, помад и духов Генрих Брокар к трехсотлетию Дома Романовых. Знаменитый парфюмер поднес то ли жене Николая II, императрице Александре Федоровне, то ли его матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне (тут версии разнятся), вазу с искусственными цветами, каждый из которых благоухал, как живой. А вслед за тем преподнес ей духи, сочетавшие все эти ароматы, за что и был пожалован званием поставщика высочайшего двора. Эта история многим кажется правдивой, а еще больше — красивой. Вот только Генрих Брокар скончался в 1900 году, а выпуск знаменитых русско-французских духов начался как минимум за три десятилетия до 1913 года.
Началом их истории можно считать тот день 1850 года, когда в руках Генриха, которому едва исполнилось 14 лет, и его шестнадцатилетнего брата оказались бразды правления семейным парфюмерным делом в американской Филадельфии. Случилось это после того, как их отец, парижский парфюмер средней руки Атанас Брокар, бросив дело на детей, неожиданно для всех отправился на родину. Причем, как гласят одни источники, причиной неожиданного отъезда Брокара-старшего в Париж стала необыкновенно горячая любовь к Франции. А если верить другим,— обыкновенная белая горячка, мешавшая вести дела и портившая репутацию фирмы. Как бы то ни было, юный Генрих с младых ногтей приобрел немалый опыт производства помад, душистых масел и мыла, мастерством в изготовлении которых отличался его отец. Атанас Брокар отсутствовал целых шесть лет, и за это время его сыновья не только смогли удержать бизнес на плаву, но и получили награды на выставке за собственные изделия.
Имея такой солидный опыт, но не имея достаточных средств для открытия собственного дела, в 1861 году Генрих решил попытать счастья в России, где парфюмерный рынок развивался бурными темпами. А в это же самое время в далекой Москве фабрикант Константин Гика искал главного парфюмера. Стороны без длительных споров заключили трудовой договор, характерный для того и несколько необычный для нашего времени:
"1861 года августа 18 дня мы, нижеподписавшиеся Коллежский Асессор и временно Московский 2-й гильдии купец Константин Павлов Гика и Французский подданный парфюмерный мастер Генрих Брокар, заключили между собою сие условие в следующем: 1) Я, Генрих Брокар, обязуюсь на парфюмерной фабрике г-на Гика заведовать работами в качестве главного парфюмерного мастера, приготовлять на оной по требованию разный парфюмерный товар и при производстве употреблять все свое старание и соблюдать экономию. 2) Условие сие мы, Гика и Брокар, заключаем от вышеписанного числа впредь на три года и восемь месяцев, нарушивший из нас без законной причины сие условие до истечения вышеозначенного срока платит неустойки две тысячи рублей серебром. 3) Жалованья г. Брокару первые восемь месяцев получать сто двадцать пять рублей серебром за каждый месяц, а затем три года по две тысячи рублей серебром за каждый год, означенное жалованье получать помесячно и иметь от г-на Гика квартиру с отоплением и освещением. 4) В течение последних трех лет обязываюсь я, Брокар, если пожелает того г. Гика, передать ему книгу его фабрикант, т. е. способ приготовления парфюмерных товаров, выработанных мною на фабрике г. Гика, за что г. Гика обязывается мне заплатить две тысячи рублей серебром. 5) Условие сие хранить свято и ненарушимо, мне, Гика, иметь подлинник, а мне, Брокару, копию с оного. 6) Если пред истечением трех лет и восьми месяцев которая-либо сторона не пожелает возобновить контракта, то обязана предварить об этом за три месяца. (На подлинном подписано)".
Спустя год после начала работы в Москве Брокар женился на Шарлотте Равэ, бельгийской подданной, но коренной москвичке. Ее родители проделали в Российской империи путь, типичный для многих иностранцев в первой половине XIX века. Они долгие годы служили гувернерами в знатных русских домах, а составив, как говорилось тогда, изрядный капитал, открыли в первопрестольной магазин медицинских принадлежностей. Сама Шарлотта училась в московском пансионе, владела русским как родным и знала все особенности русской жизни и русских характеров.
Но главное — мадам Брокар обладала недюжинной деловой хваткой, и можно предположить, что именно она надоумила мужа, мягко говоря, обойти условие контракта, которое обязывало Генриха Брокара передать работодателю все наработанные ноу-хау. День в день после окончания срока договора Брокар покинул фабрику и вскоре отправился в Париж, чтобы предложить французским парфюмерам разработанный им способ приготовления концентрированных духов.
Изобретение сулило парфюмерам многие выгоды. Концентрированные духи было легче хранить и проще перевозить. Но прижимистые французские коллеги не спешили раскошеливаться. Брокар даже начал всерьез подумывать о постоянной службе во Франции и писал жене: "Торговый дом Легран, один из самых крупных парфюмерных домов Парижа, предлагает мне место директора фабрики на 5000 франков годового оклада и половину чистой прибыли, которая получится от выработки и продажи моих изобретений".
Однако этот вариант, по всей видимости, совершенно не устраивал Шарлотту Брокар. Одно дело — быть полновластной супругой владельца предприятия, совершенно другое — женой наемного, пусть и высокооплачиваемого лица. Так что Брокару пришлось подыскивать другой вариант. В столице французских ароматических производств, Грассе, его концентрированными духами заинтересовались в одной из старейших и крупнейших фирм региона, "Рур Бертран", и согласились заплатить за изобретение 25 тыс. франков.
Начальный капитал Брокары решили вложить в производство мыла с наилучшим в стране сочетанием цены и качества. Причем дочь гувернеров точно знала, что русские родители не пожалеют ничего для своих чад. Так что в числе первых новая фирма выпустила мыло "Детское". Причем начальное производство всех сортов душистого моющего средства было таким небольшим, что с ним справлялся сам Брокар с двумя рабочими, а всю готовую продукцию развозили на санках или тележкам по лавкам всего лишь троих купцов.
Дело у Брокаров пошло на лад после выпуска "Народного мыла", кусочек которого стоил всего копейку. Оно стало излюбленным подарком семье, который привозили из города крестьяне. Брокары нашли и другие пути к сердцу русских покупателей. Они начали выпуск мыла-шара, а также мыла-огурца, видом и запахом не отличавшегося от любимой российской закуски. Такое чудо пользовалось неизменным спросом на протяжении 20 лет.
Фабрика росла, переезжала в новые, все более просторные помещения, но при этом за фирмой мало-помалу закреплялась слава производителя для простонародья. Не помогали даже многочисленные награды на регулярно проводившихся русских выставках. По этой ли причине или по какой-то другой у Генриха Брокара портился характер. Если в начале работы фабрики он не только не наказал рабочего, разбившего каменную ступку, а купил ему новую — большего размера и мраморную, то теперь его раздражало буквально все. Его служащие вспоминали:
"Генрих Афанасьевич, отличаясь необыкновенной пунктуальностью и трудолюбием, всегда требовал того же от своих сотрудников и, обладая некоторой долей вспыльчивости, не мог хладнокровно снести лжи, лени и вообще невнимательности к делу".
Докучали и конкуренты, подделывавшие мыло брокаровских оригинальных форм. При этом сам Генрих Брокар не брезговал промышленным шпионажем. Время от времени он отправлялся в длительные путешествия за пределы России, где обязательно посещал парфюмерные предприятия, беседовал с коллегами и обо всем увиденном, точнее, подсмотренном немедленно сообщал жене в Москву.
"Весною 1870 года,— вспоминали его сотрудники,— Генрих Афанасьевич посетил Брюссель, где в то время мыловаренное дело находилось на большой высоте и было весьма развито. В Брюсселе во время приезда Генриха Афанасьевича находился известный мыловар-специалист Экларс, который в то время славился в мыловаренной отрасли. Интересуясь мыловаренной отраслью и ее развитием и всеми нововведениями в этой части промышленности, Генрих Афанасьевич многое из Западной Европы перенес в Россию и впервые на своей фабрике применил с огромным успехом. В своих письмах из Брюсселя Генрих Афанасьевич делает ряд указаний на способы изготовления того или иного сорта мыла как туалетных, так и других сортов, вырабатывавшихся на фабрике и пользовавшихся уже определившейся популярностью и большим постоянным спросом".
А в 1872 году Брокар отправился в очередную разведывательную поездку уже для того, чтобы познакомиться с новейшими секретами производства одеколона и духов.
"Главной целью настоящей поездки Генриха Афанасьевича,— писали его доморощенные биографы,— явилась новая отрасль производства, которая до того времени была сравнительно мало развита на фабрике Генриха Афанасьевича, это производство изящной парфюмерии, духов, одеколона, пудры и проч. В одном из своих писем к Шарлотте Андреевне Генрих Афанасьевич пишет о том, что ему удалось собрать весьма богатую коллекцию заграничных парфюмерных препаратов, с выработкой которых он на фабриках детально ознакомился и которые могут получить весьма значительный сбыт в России".
Спрос на продукцию фабрики Брокара значительно превышал предложение, и время от времени ее владельцам приходили письма следующего содержания:
"Из уважения к Вам я счел нужным написать Вам сие письмо. Я слышал, как многие торговцы отвечают публике, что у Вас на фабрике нет для них готового товару, а так как приличной публике, всегда покупающей у Вас товар, это крайне обидно, то я из уважения к Вам дозволил себе написать Вам об этом письмо. Ваш доброжелатель".
Хотя не исключено, что такие письма писали сами сотрудники фабрики, которые и распространяли их среди публики в качестве рекламы. Еще больше заинтересовать состоятельных русских можно было способом, проверенным в России веками и, безусловно, хорошо известным Шарлотте Брокар. Любой товар, которым пользовалась царская семья, безо всякой дополнительной рекламы становился популярным у зажиточных сословий Российской империи. Методов для внедрения продукции в Зимний дворец существовало немало. Но главным из них было вручение подарка высочайшей особе. И чем эффектнее было подношение, тем выше была эффективность рекламной акции. Увидеть императора на выставке в Санкт-Петербурге в 1870 году Брокару не удалось. Да и вручение монарху мыла, пусть и оригинального, могло быть истолковано неоднозначно.
Можно предположить, что Брокары заранее подготовили оригинальный подарок для какой-либо из царственных дам. И вскоре представился случай вручить его дочери Александра II.
"Летом 1873 года,— говорилось в жизнеописании Генриха Брокара,— Москву посетила Ее Императорское Высочество Великая Княгиня Мария Александровна, Герцогиня Эдинбургская. Во время Высочайшего приема в Кремлевском дворце Генрих Афанасьевич Брокар имел счастье представляться Великой Княгине и, приветствуя Августейшую Гостью, лично поднес Ее Императорскому Высочеству букет цветов, составленный из роз, ландышей, фиалок, нарциссов и других душистых цветов, которые были необычайно искусно сделаны из воска, причем были отдушены соответствующими запахами. Этот букет производил полную иллюзию настоящих живых цветов и вызвал удивление всех, кто присутствовал на Высочайшем приеме. Ее Императорское Высочество выразила свое удовольствие Генриху Афанасьевичу и благодарила его".
А в следующем году из столицы империи пришла депеша:
"Господину Московскому Генерал-Губернатору.
Государь Император Высочайше изволил разрешить: Московскому парфюмерному фабриканту и купцу французскому подданному Генриху Брокару именоваться поставщиком Государыни Великой Княгини Марии Александровны, с правом употреблять на вывеске вензелевое изображение Имени Ее Императорского Высочества.
О таковой Монаршей Воле имею честь уведомить Ваше Сиятельство... Подлинное подписал Министр Императорского Двора Граф Адлерберг 2-й".
А еще через некоторое время Генрих Брокар создал духи "Букет императрикс", которые, как утверждали современники, сочетали ароматы всех цветов, входивших в тот знаменитый букет. Однако никаких сведений о том, что он презентовал их великой княгине, нет. Зато есть другая деталь: герцогиня Эдинбургская так никогда и не взошла на трон. Королевой Румынии была ее дочь, королевами Греции и Югославии — внучки. Так почему же букет императрицы? Остается предположить, что это было либо благое пожелание Брокаров, либо духи были посвящены другой Марии Александровне — жене Александра II, однако никакого нового звания этот презент фирме и ее владельцам не принес. Поставщиком высочайшего двора в 1913 году стал сын Генриха Брокара — Александр. Причем за долгие и качественные поставки и в ознаменование 300-летия Дома Романовых, а не в результате дара императрице.
"Букет императрикс" в 1882 году называли лучшими из выпускавшихся Брокаром духов. В отличие от всей остальной его парфюмерной продукции, не подделывавшейся только ленивыми (рецепты одеколонов и духов Брокара даже публиковались в специальной и общедоступной литературе), скопировать "Букет", как утверждали апологеты брокаровской продукции, не удавалось даже самым квалифицированным конкурентам.
Наполеон парфюмерии
Однако вот в чем заключался вопрос: а хотели ли самые квалифицированные конкуренты копировать духи Брокара? На самом деле это он на протяжении всей жизни, а его фирма на протяжении всего своего существования пытались угнаться за лидером русского фармацевтического рынка — фирмой Ралле. Француз Альфред Ралле создал свою компанию гораздо раньше Брокара, в 1843 году, и много раньше, в 1855 году, удостоился звания поставщика двора, а оборотов "Ралле и Ко" компания-конкурент "Брокар и Ко" достичь так и не смогла. Подделывать брокаровское старье Ралле было не по чину. К тому же в начале XX века компания "Ралле" располагала лучшими в России парфюмерами — французами А. Лемерсье и Э. Бо.
"Я начал свою работу в 1898 году в Москве,— вспоминал Эрнест Бо.— Мой старший брат был тогда администратором у Ралле, одного из самых крупных русских парфюмеров. До самой демобилизации я изучал во Франции сначала производство мыла, потом, по возвращении в Россию в 1902 году, занялся чистой парфюмерией. На этом большом предприятии работало 1500 рабочих. Фабричное оборудование и социальная организация были совершенны по тому времени. Дому приходилось приспосабливаться к чрезвычайно обширному рынку (180-миллионная Россия, Китай, Персия, Балканы и т. д.) и считаться со вкусами русских женщин в использовании духов и предметов роскоши. Полные поезда увозили во все стороны света туалетное мыло, рисовую пудру, одеколон и духи. Вероятно, в связи с этим успехом, возобновляя после русской революции дело Ралле в местечке Ля-Боюа на юге Франции, мы установили здесь поворотный круг, соединенный с железной дорогой. С 1902 года наш технический директор Лемерсье стал обучать меня парфюмерному искусству. С радостью воздам я ему дань глубокого почитания за его артистизм и блестящие технические навыки. Все в нем было оригинально, начиная с его манеры жить и одеваться. Это был великий новатор, никогда не соглашавшийся следовать привычным меркам и отчетливо предвидевший все новое, что химия и производство натуральных продуктов внесут в парфюмерию, содействуя ее расцвету".
В копировании ароматов у Брокара или других фабрик, если верить ученику и соратнику Бо русскому эмигранту К. Веригину, не было ни малейшей необходимости:
"Эрнест Бо,— писал он,— как и его учитель, разыскивал неизвестные еще продукты и употреблял их в самых замечательных и неожиданных комбинациях. Сменив Лемерсье, он стал первым парфюмером у Ралле. Для этого Дома он создал целый ряд духов, основанных на экстракте Tsarsky Veresck; потом, в 1912 году, к празднованию столетия Бородинской битвы он выпустил Bouquet de Napoleon, имевший, по собственным его словам, невероятный успех. Думаю, что причина этого успеха в его большой любви к Наполеону и в преклонении перед той эпохой, которую он особенно хорошо изучил. Таким образом, в создании Bouquet de Napoleon сила любви играла очень большую роль, облегчала работу, обостряла талант. И всю свою жизнь Э. Бо оставался верен Императору. Иногда, чувствуя, что сумел верно передать то, что искал, и будучи в особенно хорошем настроении, он принимал победоносный вид и, смеясь, объявлял, что чувствует себя Наполеоном французской парфюмерии...
Выбирая ароматные химические продукты, Э. Бо всегда избегал тех, которые употребляли другие. Зато он работал с синтетическими продуктами очень большой крепости, порой даже с малоприятными запахами, если только это могло дать ему новую, оригинальную ноту. Он считал, что всякий характерный продукт может быть дополнен, окружен, облагорожен за счет добавки достаточно большого количества ценных натуральных эссенций и тонких синтетических ароматов. Большая заслуга Э. Бо заключается в том, что он первым стал употреблять в своих экстрактах самые дорогие натуральные эссенции, в результате чего все истинные ценители ароматов почувствовали богатство, тонкость и великолепие его произведений".
Веригин вспоминал и о том, как работал "Наполеон парфюмерии":
"Он работал с поразительным терпением, сотни раз повторяя пробы, даже если они были удачны с самого начала, постоянно стремясь к совершенству. Все эти пробы делались с использованием 100 кубических сантилитров чистого 96-градусного спирта. Таким образом, достаточно было увеличить количество смеси в десять раз, чтобы знать, какое количество отдельных компонентов нужно брать на литр спирта и сколько это будет стоить. Как только смесь была составлена и растворена в спирте, Э. Бо нюхал ее и давал о ней свое первое заключение; то же он делал и на следующий день, затем давая смеси устояться с неделю или больше, так как время, по его мнению, влияет на ароматы и нередко улучшает их".
И все же он мог позаимствовать если не аромат, то идею, которая была заложена в "Букете императрикс".
"Э. Бо полагал,— писал Веригин,— что должен знать все ароматы, которые создают славу его конкурентам, даже если он сам от них не в восторге. По его мнению, во всех удавшихся духах есть какие-то интересные аккорды и переходы, которые следует запомнить. Потому-то он и настаивал на необходимости развития хорошей обонятельной памяти".
А кроме того, несмотря на всю свою разговорчивость и дар рассказчика, Эрнест Бо не особенно распространялся о деталях своей работы:
"Глубоко любя свою работу и даже гордясь ею,— вспоминал тот же автор,— Э. Бо почти никогда не говорил о ней с посторонними, считая, что общих правил в создании духов не существует и что каждый случай следует считать единственным. Только исполнив "этюды" по четко записанным им формулам, взвешивая необходимые вещества на точных весах, можно понять, какая мысль руководила им при создании того или иного аромата".
К тому же для использования идеи Брокара у Бо был если не побудительный мотив, то некоторое оправдание. Компания "Брокар и Ко" перестала существовать. Велеречивые сотрудники, трогательно поздравлявшие в 1915 году владельцев с полувековым юбилеем фирмы, два года спустя, в 1917-ом, потребовали национализации фирмы и выставили бывших хозяев за ворота. То же самое произошло и с "Ралле". А сам Бо — герой первой мировой войны, кавалер французских и русских орденов --остался ни с чем и должен был срочно продемонстрировать нечто, чтобы найти себе место в тесном парфюмерном мирке Франции.
"Русская революция,— писал Веригин,— лишила Э. Бо и положения, и состояния. Мужественно он снова принялся за работу. В 1920 году вторично поступил к Ралле, на его новый завод в Ля-Бокка, недалеко от Канн. Здесь он создал ряд экстрактов для больших парижских кутюрных домов, и среди них "Шанель N 22" и "N 5". Успех "Шанель N 5" был ошеломляющим: знающая публика сразу поняла, что эти духи открывают новую эпоху в парфюмерной индустрии".
Так что в условиях цейтнота Бо мог среди других ароматов, из которых должна была выбирать Коко Шанель, составить и тот, что походил на "Букет императрикс". Но сделал его на новой основе, более сильным и потому одновременно похожим и не похожим на шедевр Брокара. Естественно, как истинный француз, он говорил о выбранных Шанель духах много красивых слов. Однако в 1946 году, когда Коко из-за сотрудничества с немцами стала ненавистна соотечественникам, Бо не скрывал, что она сделала выбор, основываясь вовсе не на запахе:
"Меня спрашивают, как мне удалось создать "Шанель N5"? Во-первых, я создал эти духи в 1920 году, когда вернулся с войны. Часть моей военной кампании прошла в северных странах Европы, за Полярным кругом, во время полуночного солнцестояния, когда озера и реки излучают особую свежесть. Этот характерный запах я сохранил в своей памяти, и после больших усилий и трудов мне удалось воссоздать его, хотя первые альдегиды были неустойчивы.
Во-вторых, почему такое название? Мадемуазель Шанель, имевшая очень модный кутюрный дом, просила меня создать для нее духи. Я показ ей серии от 1-го до 5-го и от 20-го до 24-го номера Она выбрала несколько, и среди них N 5. "Как назвать эти духи?" — спросил я ее. Мадемуазель Шанель ответила: "Я представляю коллекцию платьев пятого числа пятого месяца, то есть в мае. Значит, оставим духам номер, который они носят. Этот 5-й номер принесет им успех". Сознаюсь, она не ошиблась. Эта новая нота духов еще пользуется большим успехом; мало у каких духов было так много подражателей, мало какие духи так старательно подделывали, как "Шанель N 5"".
Намекал ли Бо на парфюмеров из СССР, неизвестно. Но оправдываться им было весьма непросто. Когда в 1920-х годах производство на фабрике Брокара, переименованной в "Новую зарю" восстановили, то было решено возобновить выпуск "Букета" под новым именем — "Красная Москва". И в результате получилось, что "Шанель N5" появилась раньше. А доказывать стране и миру, что "Красная Москва" и "Букет императрикс" одно и то же, мягко говоря, было идеологически неверным шагом. Так что в красной Москве в ответ на обвинения в вульгарном и неквалифицированном заимствовании предпочитали хранить молчание. И эта легенда благополучно дожила до наших дней.
А главная заслуга Бо, как считал его верный ученик, заключалась в том, что он сумел не только создать замечательные духи, но и долгие годы держать их качество на должной высоте:
"Это было нелегко в условиях вечной внешней и внутренней борьбы. Внутренней — с некоторыми коммерческими директорами, требовавшими снижения себестоимости отдушек, и он умел им противостоять. Внешней — постоянной борьбы с поставщиками, из которой Бо обычно выходил победителем благодаря отличному знанию рынка и великолепно развитым обонянию и вкусу, в результате чего поставщики постепенно пришли к убеждению в необходимости поставлять нам товар самого лучшего качества, так как все получаемое немедленно и строжайше сверялось с представленными образцами. В результате не только духи, но и все другие, менее дорогие изделия Дома неизменно держались на раз набранной высоте. Это, безусловно, являлось одной из причин неуклонного роста дела, так как покупательницы никогда не испытывали разочарования при покупке одного и того же товара".