Вчера президент России провел линию прямой связи со своим народом. После нее он встретился с журналистами "кремлевского пула" и ответил на их вопросы тоже. После того как были исчерпаны и эти вопросы, президент России, уже в кремлевском коридоре, ответил еще на один вопрос. Это был вопрос о том, что он думает по поводу статьи в Ъ главы Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Виктора Черкесова о "междоусобице" среди спецслужб. Ответ на этот вопрос слышал только тот, кто его задал: специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
География вчерашней "прямой линии" была так же обширна, как обычно: от Владивостока до Калининграда. На Владивосток уже опустилась ночь, и сразу возник драматичный момент, потому что корреспондент сообщил, что "с острова Русский буквально только что подошла большая группа людей". Я с сожалением подумал о том, что они даже вопроса задать не успеют, потому что корреспондент тут же добавил, что у них уже "уходит паром на остров".
Происходившее должно было, видимо, подчеркнуть, что жизнь в стране очень динамична, что у людей есть заботы и поглавнее, чем задать вопрос президенту, а также натолкнуть на существование, видимо, какой-то проблемы, с этим паромом связанной.
И одна женщина по имени Ольга Сатинко, как могли убедиться телезрители, успела задать вопрос (и даже еще двое юношей потом — тоже), и за этот вопрос ей, конечно, должен теперь Гарри Каспаров:
— Существуют две России: одна, процветающая — до Урала, и "Другая Россия", с синдромом островной оторванности — после Урала...
Выяснилось, что если Россия после Урала оторвана от Москвы, а Владивосток — от России после Урала, то остров Русский оторван от Владивостока, и последняя ниточка, которая их соединяет,— паром, который, впрочем, как было уже сказано, вот-вот отходит. То есть "прямая линия" началась с такого накала страстей, о котором можно было только мечтать (если, конечно, не жить на острове Русский).
— Вы, Владимир Владимирович, один из немногих руководителей, кто регулярно приезжает к нам сюда. И нас интересует,— говорила Ольга Сатинко с настоящей болью в голосе,— что же будет дальше, после вашего ухода с поста президента России?..
Я не думал, что президент России пообещает Ольге Сатинко, что в кратчайшие сроки проблема оторванности всего от всех будет решена на наших глазах при помощи, например, моста. Я не думал так, потому что президент России в этом смысле сам отрезал себе пути к отступлению (или, вернее, к наступлению) два дня назад, когда сказал в Иране, что обещания он давал только своей маме, когда был маленьким.
Но президент сказал, что предполагается построить, может быть, даже не один мост, а два. Правда, он не пообещал этого. И, таким образом, его слова пока нельзя было расценивать как предвыборную агитацию (а хотелось бы).
Увы, Владимир Путин ничего не сказал Ольге Сатинко, что же будет с ней после его ухода с поста президента России. Он, похоже, до конца еще не уверен в том, что будет с ним.
Впрочем, ответы на первые вопросы показали, что несмотря на очевидную хорошую физическую и психологическую готовность господина Путина к "прямой линии", он что-то не склонен к искрометности, которой отличается в последнее время.
Но я тут же ошибся.
Механик из Новосибирского Института ядерной физики Александр Сиберт рассказал президенту, стоя возле установки ГОЛ-3, то есть "Гофрированной открытой ловушки-3" (ловушки номер 1 и номер 2 были спрятаны, видимо, более надежно) о том, как бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт заявила, что "колоссальные естественные богатства Сибири несправедливо принадлежат одной только России" (может быть, она имела в виду, что должны принадлежать и "Другой России" тоже), и попросил его прокомментировать это высказывание.
О таких вещах Владимира Путина не надо просить дважды. Он тут же назвал такого рода идеи, "которые бродят в головах некоторых политиков", "политической эротикой" — и то, наверное, в последнее мгновение смягчил формулировку из сострадания к почтенной старости.
Вот чем хороши незапланированные вопросы. А этот вопрос, похоже, не был запланирован и заранее согласован с Владимиром Путиным, потому что если бы это было не так, президент вряд ли назвал бы его неожиданным: зачем ему "подставляться" на пустом месте — в конце концов, механик Александр Сиберт когда-нибудь сможет и даже наверняка захочет рассказать, был им этот вопрос озвучен или задан.
В основном президент отвечал на вопросы, которые, по мысли организаторов, прежде всего должны волновать население страны: про повышение цен и пенсий, компенсации за детские сады, про возврат долгов военным пенсионерам по недоплате пенсий с января 1995 по февраль 1998-го...
Позже незапланированные вопросы стали встречаться, на мой взгляд, еще чаще, потому что журналисты и сгруппированный вокруг них народ к исходу первого часа почувствовали себя как-то расслабленней. И вот уже один из них, вместо того чтобы передать микрофон воронежскому фермеру, начал с упорством, недостойным лучшего применения, искать среди воронежских фермеров тех, которые разводят страусов, и что-то никак не мог найти.
Другой журналист, Сергей Семенов, оказался просто на космической высоте. Он, будучи с группой единомышленников в военной форме под Плесецком, рассказал, что осуществлен запуск баллистической ракеты "Тополь". Владимир Путин неожиданно заявил:
— Исхожу из того, что журналист, который там присутствует, он в деталях, наверное, и не должен разбираться... Насколько я понимаю, произошел не просто пуск "Тополя", а "Тополя-М", так?
То есть с одной стороны, дал понять, что ждать от журналистов точности — дело по определению безнадежное, а с другой — намекнул, что забота быть безукоризненно точным — это его, президента России, священный долг и почетная обязанность.
— Нет,— без радости в голосе сказал начальник испытательного отдела полковник Полунин.— Это "Тополь", прошел продление сроков эксплуатации...
— Понял... Ладно... — произнес президент, у которого пойманный на незнании деталей журналист ушел прямо уже, казалось, из захлопнувшейся гофрированной ловушки.
На этой "прямой линии", как и на других, было много вопросов, которые должны были дать хороший пас президенту России. Он должен же был в очередной раз произнести, что с мая 2008 года не будет работать президентом. Ведь до сих пор больше половины населения России, судя по опросам, которым можно доверять (впрочем, можно и не доверять), больше половины населения страны не допускают даже мысли об этом.
Интересно, впрочем, что чем чаще Владимир Путин об этом говорит, тем крепче в широких слоях населения уверенность в том, что он должен остаться. Народ всерьез опасается осиротеть без Владимира Путина. А он с поистине садистским удовольствием все чаще повторяет: уйду я от вас!
Сказал он об этом и вчера:
— После президентских выборов здесь, в Кремле будет другой человек.
Были вопросы, на которые Владимир Путин отвечал совершенно односложно, одним предложением.
— Я смотрю, тут бегущая строка,— озабоченно сказал он, всмотревшись в экран.— Это откуда?
— Это эсэмэс, Владимир Владимирович,— осторожно сказал ведущий.
И поскольку вопросы по эсэмэс-почте были сформулированы в одном предложении из экономии сил и денег, то и ответы тоже (неизвестно из каких соображений):
— Будет ли в России банковский кризис?
— Нет, не будет.
— Планируется ли денежная реформа?
— Нет, не планируется.
Я даже подумал, что если бы все вопросы были заданы эсэмэс-почтой, то это была был самая информативная "прямая линия".
Еще один эсэмэс-вопрос был такой:
— Сколько часов вы спите?
Это был только на первый взгляд простой вопрос. Дело в том, что Владимир Путин выступал на этой "прямой линии" не только как президент, но и как первый номер федерального списка "Единой России", а значит, рисковал в любую минуту оступиться и нарушить закон "О выборах", который запрещать во время предвыборной кампании распространять в СМИ информацию, не связанную с профессиональной деятельностью кандидата, или сведений о "какой-либо партии в сочетании с позитивным или негативным комментарием".
Так что невинный вопрос про сон мог сыграть с Владимиром Путиным злую шутку (по крайней мере, теоретически).
— Достаточное количество,— ответил президент,— чтобы иметь возможность отвечать на ваши вопросы.
В такой интерпретации сон президента (нужный Владимиру Путину исключительно для его работы) вряд ли был нарушением предвыборной агитации.
Сюрпризы продолжались. Апофеозом в этом смысле стала женщина, которая прорвалась в прямой эфир, видимо, после долгих переговоров с операторами прямой линии: "Я не буду с вами разговаривать. Я только с президентом!" "Я слушаю вас",— сказал президент. "Это вы?" — "Я" — "Это правда вы?" — "Правда" — "И раньше были вы??!" (на этот раз в ее голосе было какое-то издевательское недоверие.— А. К.). "И раньше был я, да" (господин Путин, похоже, сгоряча взял на себя ответственность за разговор этой женщины с оператором.— А. К.). " Ой, Господи, спасибо вам больше за все! Спасибо большое!"
Было полное ощущение, что женщина и правда поговорила с Господом (причем не только у женщины).
В конце эфира Владимир Путин начал отвечать на вопросы, которые выбрал для себя сам. Я думал, что не дождавшись за это время внутри- и внешнеполитических вопросов, он задаст их себе сейчас. Но президент на этой прямой линии и правда решил, похоже, не ссориться или даже заигрывать с законом "О выборах". Он опять говорил о пособиях, об экономике, о коррупции в органах внутренних дел...
Ведущие, Сергей Брилев и Екатерина Андреева, привычные глазу президента на "прямых линиях" так же, как и студия, в которой они сидели, рассказали ему, что он приходил на эту "прямую линию" шесть раз, и что вряд ли есть "где-то еще по масштабности и продолжительности такой проект, в какой-то другой стране"...
По масштабности, наверное, и правда нет таких проектов, а по продолжительности еженедельные, а не ежегодные ток-шоу президента Венесуэлы Уго Чавеса оставят далеко позади вчерашнее мероприятие.
Через несколько минут после пресс-конференции президент пришел в 240-ю комнату первого корпуса Кремля, где его ждали журналисты "кремлевского пула", и ответил еще на несколько вопросов. Эти вопросы были более политическими, чем ответы на них. Президент сказал, что перераспредлять полномочия исполнительной власти в ближайшей исторической перспективе было бы ошибкой и что урезать полномочия президента и прирезать их председателю правительства не нужно. То есть он дал понять, что должность премьер-министра, которую ему стали навязывать и стар и млад после назначения на этот пост Виктора Зубкова, не интересует его.
Он заявил, что не считает нужным реформировать и Совет безопасности.
На мой вопрос, повлияло ли на его ответы в прямом эфире то, что он зарегистрирован первым номером в списке "Единой России" и должен постоянно думать, чтобы не нарушить закон, ответил:
— Повлияло. Все в стране, и ваш покорный слуга должны исполнять действующее законодательство, и я не позволил себе делать прямых призывов. В этом и есть соблюдение законодательства.
Правда, ответ на предыдущий вопрос — о том, что ему подарили на день рождения близкие (оказалось, что костюм, в котором он пришел на "прямую линию"),— вряд ли тем не менее можно было признать относящимся к его профессиональной деятельности (хотя он и пришел в нем на работу).
На вопрос, жалеет ли он о том, что была его последняя "прямая линия", он ответил, что "лучше вообще ни о чем не жалеть", и это было ровно то же самое, что он ответил восемь лет назад, когда говорил о своей жизни авторам книги "От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным".
Все это время я отдавал себе отчет в том, что эта "прямая линия" обошлась без сенсаций и это было ее принципом. Никто не хотел рисковать. И никому сейчас, в период стабильности, которая даже перед парламентскими выборами не нарушаема почти никакими скандалами, не нужны сенсации.
Но тут было слово "почти" и была одна сенсация. На прошлой неделе в Ъ была опубликована статья главы Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Виктора Черкесова, способная нарушить эту стабильность и ставшая полноценной сенсацией. В ней автор сообщил, что в стране началась "война групп" и "междоусобица" среди спецслужб.
Эту статью я и попросил прокомментировать президента, когда он выходил из 240-й комнаты.
— Пойдемте,— показал он рукой в коридор.
Пока мы шли по коридору, он подробно ответил на этот вопрос.
Сначала Владимир Путин сказал, что не читал этой статьи. Я кратко пересказал ее содержание.
— Проблема, о которой говорится, имеет отношение к деятельности правоохранительных органов,— произнес он, выслушав меня.— И их сотрудники должны понимать, что они должны находиться в состоянии контроля за их деятельностью. У нас нет никого, кто находится вне рамок законодательства. Ситуация, при которой будет такое понимание, будет правильной.
Президент говорил не быстро, то ли давая возможность тщательно записать свои слова, то ли подбирая их.
— Было бы гораздо хуже, если бы мы создали у сотрудников правоохранительных органов иллюзию, что их работу некому контролировать. При этом я понимаю, что когда деятельность по наведению порядка затрагивает сами контролирующие ведомства, им это не нравится.
Он, без сомнения, сейчас говорил о ведомстве, чей глава был автором статьи в Ъ.
— Единственный оценщик в этих ситуациях — суд,— добавил он, стоя уже у открытых дверей лифта.— Пока суд не вынесет решения, эти люди являются невиновными.
Я спросил, так все-таки есть война спецслужб или ее, по его мнению, нет.
— Я бы на месте людей, которые защищают честь мундира, не стал обвинять в ответ всех подряд, особенно через средства массовой информации,— продолжил президент.
И после этого он решил еще и усилить впечатление от своих последних слов:
— У нас есть где защищать свои права и интересы.
Я хотел спросить, просил ли в связи с этим автор статьи встречи с президентом России, но Владимир Путин, поняв, может быть, что в этом утверждении заложен именно такой смысл, добавил:
— Я имею в виду — в суде.
Владимир Путин сделал паузу и добавил:
— Когда речь шла о нарушениях в таможенной сфере, когда вылезли подозрения, что часть правоохранительной системы крышует деятельность контролеров, я привлек людей, не связанных с московскими элитами. И в целом их работа была эффективной. Я надеюсь, что и эта работа закончится в суде.
Он все никак не заходил в открытые двери лифта. Он опять хотел что-то добавить — и сделал это:
— А выносить такого рода проблемы в СМИ считаю некорректным. И если кто-то действует таким образом, предъявляет такого рода претензии о войне спецслужб, сам сначала должен быть безупречным.
Владимир Путин зашел наконец в лифт.
Вот только теперь его "прямую линию" можно было считать законченной.