Событие недели — "Трудные дети" (Les enfants terribles, 1949) Жан-Пьера Мельвиля (28 октября, "Культура", 20.50, *****). Имя Мельвиля — синоним ледяной гангстерской эстетики "Самурая" (1967), но начинал он как лирик. "Дети" — экранизация повести эстета Жана Кокто: осиротевшие Поль и Элизабет так и не повзрослеют, оставшись хрупкими, обидчивыми, жестокими детьми. Снежок, в котором спрятан камень, пущенный рукой шутника одноклассника Даржелеса, попадет Полю в висок в прологе, словно выбьет его из нормальной жизни. У Агаты, которую он полюбит, будет лицо Даржелеса (их сыграла одна актриса). Смерть постоянно отбрасывает тень на инфантильные проказы и страсти героев, воплотившись то в шарф, который, как Айседору Дункан, задушит мужа Элизабет, то в отравленный "черный клубок", убивающий Поля, то в саму кинокамеру, которая в финале стремительно взлетит ввысь, последний раз окинув взглядом мертвых героев. Забавно, что звучащий в фильме громкий стук сердца Поля — это стук сердца самого Кокто. Мельвиль восхищался поэтом, но признавался, что только это восхищение мешало ему выгнать Кокто со съемочной площадки. "Пугало" (Scarecrow, 1973) Джерри Шацберга — нашумевший, но состарившийся фильм с блестящим дуэтом Аль Пачино и Джина Хэкмена (1 ноября, "Россия", 1.30, ****). Он похож сразу на все семидесятнические road-movies о маргиналах, от "Беспечного ездока" до "Полуночного ковбоя". Здесь автостопом пробираются через Америку Макс, вышедший из тюрьмы и жаждущий добраться до своих деньжат, и Лион, стремящийся увидеть своего шестилетнего ребенка, даже пола которого он не знает. Мелкие заработки, бары и случайные девицы, драки и аресты, кладбища автомобилей и хайвеи. В кино начала 1970-х одиссея героев не могла кончиться добром, Америка была страной, где разбиваются сердца, но Лиону по сравнению с героями других фильмов еще повезло. Своего рода road-movie можно считать и "Земляничную поляну" (Smultronstallet, 1957) — фильм, который вспоминается первым делом, когда произносится имя Ингмара Бергмана (31 октября, "Культура", 23.55, *****). Хотя это еще не тот аскетический Бергман, каким он станет к началу 1960-х годов. В "Земляничной поляне" еще много сюрреалистических видений, снов, то кошмарных, то просветленных. Вскоре Бергман перестанет нуждаться во всех этих часах без стрелок, манекенах, растекающихся при прикосновении, которые видятся профессору Исааку Боргу, чьи инициалы не случайно совпадают с инициалами режиссера. 78-летний эгоист едет со своей бывшей невесткой на торжества в его честь. Профессора играет, кстати, великий шведский режиссер эпохи немого кино Виктор Шестрем, автор знаменитой антиалкогольной фантазии "Призрачная повозка" (1920). Автомобиль оказывается такой же призрачной повозкой, пересекающей не только пространство, но и время. Борг заезжает к своей 95-летней матери, для которой он по-прежнему остается ребенком. Видит себя студентом, заваливающим экзамен. Снова подсматривает, как его невеста Сара целуется с его братом. Реальность врывается в видения: герои подбирают то молодежь, путешествующую автостопом, то ссорящуюся семейную пару, но все эти попутчики тоже альтер эго Борга. Пережив заново всю свою жизнь, Борг получает право на спокойствие, на идиллию, которая показалась бы прямолинейной, если бы ее снимал любой другой режиссер. И символом этой идиллии, отпущения грехов становится для него лесная земляника — любимая ягода Ингмара Бергмана.
