К выходу в свет книги "Девятный Спас" пера таинственного Анатолия Брусникина нас начали готовить загодя и с вполне беспрецедентным размахом. Анна Наринская попыталась догадаться, кто этот автор, вызвавший, как нас уверяют в рекламе, зависть у самого Бориса Акунина.
Обложка "Девятного Спаса", исполненная в духе то ли палехских мастерских, то ли Глазунова, украсила собой множество небольших светящихся рекламных щитов-лайтбоксов в центре Москвы. Эти лайтбоксы оповещали прохожих не только о том, что выходит такая книга пера никому не известного Анатолия Брусникина, но также и о фактах эмоциональной жизни известных писателей. Нам сообщали, например, что "Минаев восхищен", "Дашкова очарована", а "Акунин расстроен". Расстроило создателя Фандорина, как явствует из приведенной на рекламном плакате цитаты, не качество рекламируемой книги, а то, что теперь ему самому, Акунину, уже не написать романа из петровской эпохи: "Лучше, чем у Брусникина, у меня вряд ли получится".
Качество "Девятного Спаса", действительно, не расстроить не может. Потому что оно очень даже приличное. Это крепкий приключенческий роман в духе саги о трех мушкетерах и любимого многими советского телефильма про гардемаринов. Повествование охватывает двадцатилетний период российских смут от свержения царевны Софьи и воцарения Петра I через Стрелецкий бунт к заговору царевича Алексея. Сквозь эту историческую канву очень ловко продернуты судьбы трех принадлежащих к разным сословиям друзей, влюбленных в одну девушку. Во второй половине книги и молодые люди оказываются втянутыми в сложную шпионскую интригу совсем в духе Бориса Акунина.
Дух Акунина осеняет не только шпионский эпизод "Девятного Спаса", но и весь этот текст. Осеняет до такой степени, что приходится прямо-таки отгонять от себя мысль, что под очевидным псевдонимом "Брусникин" скрывается не кто иной, как Борис Акунин. (Ведь мог же в принципе Григорий Чхартишвили обзавестись новым псевдонимом для нового проекта?)
Такой гипотезе можно, если захотеть, найти множество подтверждений.
Вот, например, откровенная псевдонимность Брусникина и окружающая его таинственность. В издательстве АСТ, где вышла книга, говорят, что в контакте с Брусникиным состоит только один из совладельцев, а для остальных сотрудников личность автора романа овеяна такой же тайной, что и для остальных смертных. А в рекламу произведения этого законспирированного автора АСТ вложило огромную по меркам книжного рынка сумму — миллион у. е. (так, отказавшись назвать точные цифры, оценили траты на продвижение "Спаса" в пресс-службе издательства).
Да и вообще — было бы слишком оптимистичным предполагать, что у нас в изобилии имеются авторы, владеющие искусством развивать интригу и вписывать ее в историческое, "костюмное" время так искусно, как это делает автор "Девятного Спаса". К тому же "рекламное" акунинское изречение насчет того, что он "давно хотел написать роман из петровской эпохи" и что "лучше, чем у Брусникина, у меня не получится", представляет собой (в том случае, если Брусникин — это Чхартишвили) шараду вполне акунинского толка.
Надо признать, что ряд обстоятельств свидетельствует и против такой "акунинской" гипотезы. Начать с названия, слишком уж кондового и совсем не соответствующего (как и сермяжно-палехская обложка) чисто приключенческому смыслу текста, далекого от любых идей, в том числе русской. Хотя за такие вещи скорее ответственно издательство, а не автор. Но вот язык, которым написан "Спас", слишком уж грубо стилизован под нечто общестарорусское. В первой половине текста прямо-таки душно становится от всяких "заковык", "скородумок", "крикух" и "зазорств". И воткнуты эти слова без всякой элегантности, а, кажется, лучший отечественный мастер пастишей был бы на этом месте умеренней и искусней. Правда, к концу повествования напор этой излишне аутентичной лексики ослабевает, как будто автор сам от него устал.
Эраст Фандорин на этом месте сделал бы обратное сальто и с уверенностью бы заявил, что Анатолий Брусникин все-таки — это Борис Акунин. А возражения бледнеют перед фактами, ведь инициалы первого являют собой поменянные местами инициалы второго. И даже более того: "А. Брусникин" — это почти полная анаграмма имени "Борис Акунин".
Ну а мы скажем: скорее нет — не Акунин. Вернее, очень хотелось бы, чтобы нет. Чтобы оказалось, что, действительно, имеется у нас кто-то новенький, "новичок на книжном рынке", как нам его рекомендуют. Способный взять и написать мастеровитое и в то же время неглупое произведение. Ну а издательство сумело оценить потенциал этого произведения и разыграло с ним "акунинскую схему" десятилетней давности. Которая, несомненно, и сегодня хорошо работает. А еще вложило миллион у. е.