Заводная компания

Миф о настоящем часовщике, который похож на угрюмого гнома, подвергся кардинальным изменениям. На смену традиционным часовщикам вроде Курта Клауса из IWC, приходят молодые интеллектуалы, для которых независимость — не пустые слова. Екатерина Истомина начинает рассказ с Макса Бюссера, который в 2000 году запустил для Harry Winston проект Opus — собрание выдающихся инновационных часов. Opus породил моду на редкие часы, сделанные молодыми часовщиками.

Красавец-мужчина

Я знаю много молодых дам, которые были (и до сих пор остаются) влюблены в Максимилиана Бюссера. Женские сердца разбивались одно за другим, когда Бюссер служил в Harry Winston. И все мы ежегодно встречались на выставке в Базеле, на стенде Harry Winston, оформленном в духе старых ювелирных бутиков дома.

Тогда молодой господин Бюссер, гладко выбритый, надушенный, слегка набриолиненный, в темном в полоску костюме от Brioni, приглашал всех в уютную комнату, на стенах которой висели черно-белые фотографии великих голливудских актрис в бриллиантах от "Гарри Уинстона". Год за годом Бюссер представлял нам разные "Opus" — в 2001 году это был Opus I, прославивший Франсуа-Поля Журна, в 2002-м — Opus II, сделавший в одночасье знаменитым Антуана Прецьюзо. В 2003 году все журналистки вникали в диковинные премудрости третьего Opus, созданного Вианне Халтером. В 2004 году настала очередь Кристофа Кларе и Opus IV, часов с боем. В 2005-м свой собственный "Опус" (Opus V) показал еще один часовой красавец — юный брюнет Феликс Баумгартен из известной в Швейцарии часовой семьи Баумгартенов. Бедные глянцевые девушки в коротких коктейльных платьях, затаив дыхание, пытались понять хоть что-нибудь в конструкциях всех "Опусов" — всем важно было хоть немного посидеть рядом с Максимилианом Бюссером.

Но в 2006 году на стенде Harry Winston мы Бюссера не нашли, как ни искали. Революция! Молодой, успешный, красивый, состоятельный, весь в декорациях старых бутиков Harry Winston, весь в сиянии многокаратных бриллиантовых украшений этот принц, бессменный дирижер знаменитой часовой серии, подарившей множество инноваций и принесшей славу многим молодым часовщикам, исчез. Сбежал, как Золушка, с этого праздника шампанского и гламура.

Да, Макс Бюссер оказался крайне непростым парнем. Он разменял весь блеск, успех, богатство на вещь странную для мира гламура — независимость и желание сделать что-то свое. Бюссер больше не захотел быть функционером, каким он был в Harry Winston, а до того в Jaeger-LeCoultre.

Мы, конечно, нашли его тогда, в 2006 году — Бюссер сидел на пыльных ступеньках первого павильона BaselWorld и пил светлое пиво, неистово взбалтывая серого цвета пену. Выцветшие джинсы, обыкновенный пиджак, белая футболка, трехдневная щетина — обыкновенный парень с набережной в Портофино. Где Harry Winston, где шампанское брют, где бриллианты? Ничего этого словно никогда и не было.

Господин Бюссер рассказал нам, что ушел из Harry Winston, где он работал с 1998 года, и уже организовал свою собственную марку — MB&F, что значит "Максимилиан Бюссер и Друзья" (Maximillian Busser & Friends, компания была основана в июле 2005 года, сейчас здесь работает 15 человек). Сам Бюссер называет свое предприятие не часовой мануфактурой на старый лад, а более модно — "креативным лейблом haute horlogerie" или "лабораторией". Сегодня Максимилиан Бюссер выглядит как неистовый часовой шаман, гуру — он носит романтическую одежду только темных оттенков, недавно отрастил какую-то козлиную бородку. Словом, от прежнего глянцевого плейбоя не осталось и следа. Его бренд MB&F в настоящий момент сделал две модели часов — это Horological Machine N 1 и Machine N 2. Часы-машины, которые похожи на приборную доску автомобиля, вырванную из кузова с корнем и посаженную на ремешок. На часы MB&F уже выстроилась очередь коллекционеров.

Классик, фабрикант, астроном

Классиком молодого поколения принято считать Франсуа-Поля Журна, создателя Opus I. Одаренный Журн много раз, в отличие от всех других молодых часовщиков, получал призы на Grand Prix de Geneve. У него уже есть несколько магазинов в Америке и Азии, совсем недавно он открыл бутик и в историческом центре Женевы.

Кумир Журна — Авраам Луи Бреге. О знаменитом покойнике Журн может говорить часами — как тот был велик и гениален. К заслугам Бреге Журн относит не только изобретение всех главных часовых усложнений, но и создание своего собственного стиля, выразившего, по сути дела, весь стиль ампир. Рецептам кумира следует и Журн, который занимается не только изобретением и изготовлением механизмов (девиз его марки — "Invenit et Fecit", "Изобретено и сделано"), но и разработкой стиля. Его стиль — это ампир, слегка подкрученный и модернизированный, но все равно отсылающий к старым образам. Журн изначально преемник, наследник, потому он так быстро сформировал свой облик живого классика. Причем не только сформировал, но и доказал на деле — "invenit et fecit" — не пустые слова, а работа. Награды в Grand Prix de Geneve просто так не раздают. Наша характеристика Журна — энергичный интеллектуал, которому важно войти в часовую историю. Свой памятник в истории Журн заслужил, доказав, что почитаемым классиком можно стать при жизни, причем в какие-нибудь сорок с небольшим лет.

Кристоф Кларе, создатель Opus IV,— не обычный часовщик. Редкий вид. Дело в том (чего уж тут стесняться), что Кристоф Кларе — фабрикат. Когда-то он делал отличные коллекционные часы, причем специализировался в редком жанре — часы с боем. И Opus IV Harry Winston звенели именно раритетным боем. Однако у Кларе есть не только милая часовая мастерская, но и очень хорошо оснащенная фабрика Cristoph Claret SA. Многие видные мануфактуры размещают заказы на изготовление механизмов именно на этой фабрике. Кристофа Кларе можно справедливо считать самым антипоэтичным часовщиком из всех молодых. Выглядит он в жизни, скорее как бизнесмен средней руки, предпочитая недорогие офисные костюмы темных оттенков одеяниям свободного художника.

Антуана Прецьюзо, как и Максимилиана Бюссера, можно отнести к часовщикам, видавшим виды в большом часовом швейцарском свете. Сегодня фигура Прецьюзо в часовом мире выглядит немного усталой (он постарше Бюссера будет, ему хорошо за сорок лет). Но усталой не в физическом, а в концептуальном смысле — его часы не в тренде. За основу стиля Прецьюзо (у которого, так же как и у Журна, есть свой бутик в Женеве, а это показатель определенного уровня) взял часовой сюрреализм. Его привлекает образ "часов-загадок", предметов, опутанных временем и появившихся на этой грешной земле случайно. Именно поэтому самый расходный материал у корпусов его часов — поцарапанные куски метеорита. Идея не нова — в 1960-х годах ювелир и дизайнер Жильбер Альбер начал создавать украшения с использованием метеоритов. Антуан Прецьюзо долгое время метил в часовые интеллектуалы, но потом как-то поутих и превратился в какого-то коммивояжера, полноватого улыбчивого господина в черном и мятом костюме. По его нынешнему виду даже и не скажешь, что он знает что-нибудь о турбийоне.

Часовщики, которые ходят парами

Молодые часовщики иногда любят собираться парами или даже тройками. Так легче создать марку, пережить трудности ее становления. К "парным" можно отнести Urwerk (Мартин Фрай и Феликс Баумгартен, создатель Opus V), Greubel & Forsey (Робер Грюбель и Стивен Форсей). К редким тройственным союзам принадлежит, прежде всего, концептуальная марка ID3 Complication. В нее входят брутальный Йорган Хайзек, его жена Валери Урзенбах и зачем-то примкнувший к этой славной семейной паре молодой человек Фабрис Гоне.

Часовщики Фрай и Баумгартен проходят по разряду ультрамодных и крайне продвинутых часовых парней. "Ламборгини" на презентациях часов Urwerk почти обязательны. Фрай и Баумгартен любят фотографироваться в каких-нибудь страшных индустриальных ангарах, верхом на черных мотоциклах, закрыв лица блестящими шлемами.

Оба часовщика помешаны на том, чтобы придумать принципиально новые варианты считывать время с циферблата. Часто они уподобляют свои часы (в первую очередь речь идет о моделях часов Urwerk под обозначениями 101, 102. 203) космическим аппаратам — "Звездные войны" их самый любимый кинофильм. Сейчас Urwerk в большой моде, хотя далеко не все владельцы таких часов научились быстро определять по ним время.

Робер Грюбель и Стивен Форсей — это классический случай сочетания личностей-противоположностей. Грюбель — спортивный эльзасец, Форсей — тихий затворник-лондонец, чей отец коллекционировал спортивные автомобили. Они знакомы 15 лет, но только в 2001 году начали подумывать о собственной марке, и лишь в 2004-м создали ее. Их художественная метода заключается в том, чтобы создавать сложные и очень дорогие часы, классического происхождения и направленности, но с точечным вкраплением авангарда. Кроме мануфактуры у них есть и исследовательское бюро Experimental Watch Technology. Успехи молодой компании на поприще "свежей классики" считаются значительными — например, весной 2007 года 20% акций Greubel & Forsey были приобретены Richemont Group, крупнейшим игроком рынка часов и ювелирных украшений. Робера Грюбеля и Стивена Форсея можно охарактеризовать как осторожных экспериментаторов, которые десять раз отмеряют, прежде чем один раз отрезают. В жизни оба очень скромны, теряют голос при виде журналиста с блокнотом.

Любитель Жюля Верна и Рахманинова

Конечно, думать что все без исключения молодые часовщики — только лишь элегантные плейбои как Бюссер или Прецьюзо, либо сермяжные классики вроде Журна, было бы делом очень наивным. Лавры романтического безумца, интеллектуала, нелегкого в общении, также востребованы.

К самым романтическим из всех молодых часовых безумцев мы можем отнести Вианне Хальтера, родителя Opus III, нашумевшего концепта Cabestan (в соавторстве с еще одним часовым гуру Жаном-Франсуа Рушонне) и владельца собственной небольшой марки Vianney Halter.

Увидеть господина Хальтера совершенно невозможно. Он живет где-то высоко в Альпах, где и находится его избушечного вида мастерская. Идти до дверей нужно пешком, автомобили на такие высоты ехать отказываются. Есть и еще один вариант — встретить Хальтера можно на выставке в Базеле. "Как я не люблю сюда приезжать, в этот Базель, шумный и бестолковый",— жалуется обычно молодой и очень худой месье Хальтер. На выставке у него есть свой стенд — крошечная каморка папы Карло где-то под потолком, на задках первого павильона. В каморке темно и пусто, создается даже впечатление, что Вианне Хальтер, сам весом как пушинка, боится людей и света, как дневного, так и электрического.

Хальтер, подобно многим часовщикам, начинал как реставратор. Он до сих пор обожает старые и скрипучие морские хронометры. "Это же не часы, а судьбоносный инструмент, прибор Фортуны! Морской хронометр порой определял судьбу всего экипажа, я за всю свою жизнь отреставрировал пару сотен таких штук!" — гордится он.

Еще он обожает играть на фортепиано концерты Рахманинова. "Я закрываюсь в особой комнате у себя дома, и играю, играю, играю",— говорит Хальтер, объясняя выбор русского раздольного композитора тем, что Рахманинов, по его мнению, передает огромное и бездонное полотно природы и пейзажа (в том числе и горного). И вообще "способствует настроению".

Вианне Хальтер — типичный романтик. Для него бытовая, окружающая его среда — это обидное недоразумение. Например, Хальтер все время пытается довести до конца какую-нибудь им же изобретенную модель, но у него никогда не хватает на это сил (или денег? или терпения?). Взять, к примеру, тот же Opus III, удивительные лупоглазые часы, похожие на некий таинственный прибор из романа о капитане Немо Жюля Верна. И это был революционный часовой прибор, причем не только с точки зрения дизайна. Цифровая индикация в Opus III возникала посредством не электроники, а механики. Когда этот кунштюк только появился, коллекционеры "Опусов" побежали с деньгами к кассе — вносить залог под модель будущего. Но не тут-то было — Opus III ходить отказались, так как Хальтер не смог точно вычислить какое-то там колесико. Много раз назначали новые и новые даты для раздачи Opus III, последний срок был в 2007 году.

Концепт-часы под названием Cabestan, которые Хальтер сделал в 2005 году вместе с Жаном-Франсуа Рушонне (этот человек широко известен своими концептами, один из последних — Monaco V4 для TAG Heuer), тоже не завелись. Не в смысле механики, а с точки зрения производства. Исключительная вещица обладала корпусом, изогнутым, словно волна. В корпусе находились четыре барабана. Их нужно было заводить кривой ручкой, рычагом, похожим на тот, которым заводили автомобили в начале XX века. Пошумели-пошумели, и потом все стихло, хотя изначально планировалось сделать 135 моделей Cabestan по цене $220 тыс. каждая. Это типичная история для Хальтера. У него нет ни магазинов, ни премий. Они ему просто не нужны.