Технология Минца

В Большом зале Санкт-Петербургской филармонии выступил израильский скрипач Шломо Минц — один из самых техничных виртуозов нашего времени. Концерт в жанре спортивного забега слушал ВЛАДИМИР РАННЕВ.

       Шломо Минц родился в Москве 50 лет назад, а через два года семья увезла его в Израиль. Там он и дебютировал в 11 лет, исполнив скрипичный концерт Мендельсона с Израильским филармоническим оркестром под управлением Зубина Меты. Потом, как водится, отправился в Нью-Йоркскую Джульярдскую школу, поиграл на крупных фестивалях и уже к концу 1970-х сформировался в виртуоза "мирового класса". Как и положено выдающемуся скрипачу, с 1980-х господин Минц совмещает свои прямые обязанности с дирижерской деятельностью. Свой юбилей всемирная знаменитость отмечает большим концертным турне по музыкальным столицам мира.
       Программа Шломо Минца в Петербурге — 24 Каприса Паганини для скрипки соло — это своеобразный исторический артефакт. Скрипач примеряет на себя лавры больших виртуозов XIX века, и в первую очередь Николо Паганини, ответственного за доведение скрипичной техники до совершенства цирковых трюков. В отличие, скажем, от этюдов Шопена или "Трансцендентных этюдов" Листа, и даже ненавистного школьникам Черни, в 24 Каприсах Паганини чисто музыкальный смысл редуцирован до нуля (за исключением, разве что, последнего каприса, самого популярного в этом цикле). "Быстрее, выше, сильнее" — вот что требуется от исполнителя в этом жанре. И если вспомнить знаменитое определение советского музыковеда Бориса Асафьева, мол, музыка — это "искусство интонируемого смысла", то Каприсы Паганини остаются где-то за границами этого прокрустова ложа.
       Господин Минц вышел на сцену, замер и устремился взором куда-то вперед и вверх. В одной руке скрипка, в другой — смычок, прямая осанка, руки слегка встряхиваются для поддержания эластичности мышц. В зале гробовая тишина. Скрипка взлетает к плечу, смычок ударяет по струнам. Далее следуют два часа ремесленного чуда. Скрипач играл настолько быстро и безошибочно, что мысли о темных обывателях XIX века, обвинявших Паганини в дьявольщине, приходили сами собой. Но в Петербурге вышло еще бесчеловечней: маэстро Минц не тряс кудрями и не строил вдохновенных гримас. Он был спокоен и даже как-то буднично невозмутим.
       Конечно, в исполнительском арсенале Шломо Минца не только чудеса виртуозности. Он хорошо чувствует стиль, интонацию, фразу. То есть играет "аутентично". XIX век хоть и не XVII, но не успели мы оглянуться, как и Паганини стал "старинной музыкой", и в этом смысле мастерство Шломо Минца — это самое что ни есть историческое исполнительство. В котором смущает лишь одно: исполнительский аутентизм появился на волне смысловых параллелей, которые открыли ХХ веку его родство культуре барокко. Блеск же виртуозной игры XIX века не очень-то рифмуется с духом нашего времени. Поэтому программа из всех 24 Каприсов Паганини более всего смахивает на безупречную, как цирковой трюк, PR-технологию концертной индустрии и ее главных героев.