После возвращения из Грузии я видела отца всего два раза... В годовщину Октября осенью 1952 года я поехала к нему на дачу со своими детьми... Кажется, он был доволен вечером и нашим визитом. Как водится, мы сидели за столом, уставленным всякими вкусными вещами — свежими овощами, фруктами, орехами. Было хорошее грузинское вино, настоящее, деревенское,— его привозили только для отца последние годы,— он знал в нем толк, потягивал крошечными рюмками. Но, хотя бы он и не сделал ни одного глотка, вино должно было присутствовать на столе в большом выборе — всегда стояла целая батарея бутылок. И хотя он ел совсем мало, что-то ковырял и отщипывал по крошкам, но стол должен был быть уставлен едой. Таково было правило. Дети полакомились вдоволь фруктами, и он был доволен. Он любил, чтобы ели другие, а сам мог сидеть просто так. Почему я вдруг вспоминаю именно этот вечер? Потому что это был вообще единственный раз, когда я была вместе с отцом и своими двумя детьми. Было славно, он угощал детей вином,— кавказская привычка,— они не отказывались, не капризничали, вели себя вполне хорошо, и все были довольны...
И потом я была у него 21 декабря 1952 года, в день, когда ему исполнилось семьдесят три года. Тогда я и видела его в последний раз. Он плохо выглядел в этот день. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертонии — так как неожиданно бросил курить и очень гордился этим — курил он, наверное, не меньше пятидесяти лет. Очевидно, он ощущал повышенное давление, но врачей не было. Виноградов был арестован, а больше он никому не доверял и никого не подпускал к себе близко. Он принимал сам какие-то пилюли, капал в стакан с водой несколько капель йода — откуда-то брал он сам эти фельдшерские рецепты; но он сам же делал недопустимое: через два месяца, за сутки до удара, он был в бане (построенной у него на даче в отдельном домике) и парился там по своей старой сибирской привычке. Ни один врач не разрешил бы этого, но врачей не было...
Я была неприятно поражена: на стенах комнат и зала были развешаны увеличенные фотографии детей — кажется, из журналов: мальчик на лыжах, девочка поит козленка из рожка молоком, дети под вишней, еще что-то... В большом зале появилась целая галерея рисунков (репродукций, не подлинников) художника Яр-Кравченко, изображавших советских писателей: тут были Горький, Шолохов, не помню, кто еще. Тут же висела, в рамке, под стеклом, репродукция репинского "Ответа запорожцев султану" — отец обожал эту вещь и очень любил повторять кому угодно непристойный текст этого самого ответа... Все это было для меня абсолютно непривычно и странно — отец вообще никогда не любил картин и фотографий...
Я ведь не знала, что это — последний раз. Обычное застолье, обычные лица, привычные разговоры, остроты, шутки многолетней давности. Странно — отец не курит. Странно — у него красный цвет лица, хотя он обычно всегда был бледен (очевидно, было уже сильно повышенное давление). Но он, как всегда, пьет маленькими глотками грузинское вино — слабое, легкое, ароматное...
// НОВОЕ ВРЕМЯ
17 декабря 1952 года
Английские читатели прислали в редакцию "Нового времени" вырезки из лондонской газеты "Дейли мейл", напечатавшей в сентябре нынешнего года серию фотографий под крикливым заголовком "Потайной фотоаппарат разоблачает условия жизни в советской России". Разрушенные мостовые, облупившиеся дома, допотопный транспорт, оборванные люди... Такой пытается изобразить советскую жизнь английская газета. Свою рассчитанную на сенсацию серию "Дейли мейл" открыла снимком, якобы сделанным в Киеве. Мы показали этот снимок жителям столицы Украины... Одни предполагали, что это вообще не Киев, а какой-то неведомый город. Другие полагали, что снимки, возможно, относятся ко времени гитлеровской оккупации: тогда действительно, ограбленные фашистами советские люди ходили вот в таких костюмах.
// МОСКОВСКАЯ ПРАВДА
20 декабря 1952 года
Кончилась вторая мировая война. В числе миллионов демобилизованных солдат вернулись к своим семьям также Василий Корягин и Флойд Вольф. Первый приехал в родную Москву, а второй — в свой Кемберленд, что в штате Мэриленд, в США. В Москве Василию Корягину не надо было искать работу. На каждой доске Мосгорсправки он видел десятки объявлений: "Требуются токари, электромонтеры, шлифовальщики..." и т. д. и т. п. Демобилизованный воин решил поступить на завод имени Владимира Ильича — одно из передовых столичных предприятий.
"В отделе кадров завода,— рассказывает Корягин в своем письме,— меня встретили хорошо, а в цехе приняли за родного. С тех пор минуло уже шесть лет. И каждый новый год лучше прежнего, каждый год приближает нашу страну к коммунизму".
Иначе сложилась после войны судьба Флойда Вольфа.
— Я пытался поступить на завод автомобильных покрышек,— рассказывает Вольф корреспонденту газеты "КПП ньюс",— ходил туда регулярно в течение недели...
Словом, Флойд Вольф оказался безработным. Как же он живет? В тот день, когда у Вольфа был корреспондент газеты, на обед для всей семьи, кроме горстки почерневшего гороха, ничего не было.