В петербургский кинопрокат вышел фильм "Лавка чудес" (Mr. Magorium`s Wonder Emporium), который под видом волшебной сказки внедряет в детское сознание печальную мысль о неизбежности смерти. Сумели ли впитать ее многочисленные дети, приведенные родителями на премьеру, состоявшуюся на днях в московском кинотеатре "Октябрь", не уверена ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Идее, которую использует сценарист и режиссер "Лавки чудес" Зак Хелм, ненамного меньше лет, чем герою Дастина Хоффмана, 243-летнему мистеру Магориуму, владельцу пресловутой лавки, в которой он больше века пытается торговать детскими игрушками без особой выгоды для себя, зато на радость детворе. Идея эта крайне плодотворна в художественном отношении, хотя и уязвима в моральном: пропаганда эскапизма, бегства из далеко не совершенного мира в иллюзорную реальность, вызывает, с одной стороны, восхищение полетом человеческой фантазии, способной создавать из ничего красочную альтернативную действительность взамен опостылевшей, но с другой — подозрения, а не виноваты ли отчасти в несовершенстве мира и брезгливо отворачивающиеся от него мечтатели вроде Герберта Уэллса, с рассказа которого "Волшебная лавка" приблизительно срисована сюжетная схема "Лавки чудес".
Классическую уэллсовскую конструкцию, в которой переливающееся всеми цветами радуги пространство чудес отгорожено от невзрачной обыденности, Зак Хелм дополняет щекотливой темой смерти, представляющейся при взгляде сквозь магический кристалл совсем не мрачным, а, наоборот, утешительным образом — как добровольный осмысленный уход на покой. Дело обстоит так, что усталый раб своей развеселой лавочки мистер Магориум замыслил побег с этого света, а попытки окружающих уговорить его помучиться еще немного обусловлены не столько болью расставания с дорогим мистером, сколько нежеланием брать на себя хлопоты по благоустройству непредсказуемой игрушечной лавки, которая и при живом-то хозяине ведет себя кое-как.
Провожают героя Дастина Хоффмана в светлый последний путь три человека. Во-первых, менеджер магазина (Натали Портман), тешащая себя надеждой, что ее предназначение — создавать музыкальные произведения, и совершенно не приветствующая намерение Магориума завещать ей свой шаткий бизнес. Во-вторых, маленький мальчик (Зак Миллз) с фиксацией на шляпах, который ежедневно ошивается в лавке чудес как самом подходящем месте для всяческих безумцев и фриков. И наконец, только что нанятый мужчина-бухгалтер (Джейсон Бейтман), впервые за сто лет нарушивший налоговую девственность магической лавки и раскопавший в ее отчетности не менее чумовые экспонаты, чем выставленные на полках игрушки, откровенно пристающие к покупателям, а именно фиктивное штатное расписание, укомплектованное инопланетянами, и расписки от Томаса Эдисона за электрические лампочки.
Бухгалтер, разумеется, призван олицетворять узколобый здравый смысл и рациональность, отказывающуюся видеть чудеса, которыми нашпигован окружающий мир, стоит лишь слегка изменить угол зрения и расфокусироваться. Процесс этого расфокусирования слишком собранного и педантичного счетовода идет в "Лавке чудес" параллельно с процессом умирания мистера Магориума, композиторскими исканиями менеджерши и потугами мальчика завести друга под давлением мамы, по лицу которой чуткий сын понимает: если он завтра же с кем-нибудь по-хорошему не подружится, его больше не пустят домой. Правда, когда ребенок приводит к себе бухгалтера и они начинают резвиться, надев шутовские колпаки из украшающей стены комнаты коллекции диких головных уборов, мама снова выражает недовольство.
Но слишком правильное мнение родительской инстанции в "Лавке чудес" учитывается в последнюю очередь: этот фильм никого не воспитывает и ничему не учит, а скорее подстраивается под детские настроения, щедро утоляя инфантильную жажду вечного праздника непослушания, безостановочных фейерверков и каруселей. Единственное, что создатели картины упустили из виду, — это жажду уже немножко подросших мальчиков (из которых и состоит в основном нынешняя киноаудитория) увидеть в минимуме одежды Натали Портман, чье телосложение нисколько не противоречит понятию "чудесного", а как раз очень даже оживило бы здоровой толикой развратности чересчур уж чистую и благостную сказочку.