выставка живопись
Вчера в Музее современного изобразительного искусства открылась ретроспективная выставка живописи Валентина Реунова. В экспозиции представлено около сотни работ — от графических набросков и рисунков студенческих лет до живописных полотен, написанных незадолго до смерти. Изучала ЛЮБОВЬ Ъ-БОРЩЕВСКАЯ.
Ушедший из жизни в феврале этого года живописец Валентин Реунов принадлежал к поколению, которое входило в искусство на рубеже 1960-1970-х годов. Его имя стоит в одном ряду с такими признанными мастерами, как Адальберт Эрдели и Татьяна Яблонская, не только по уровню профессионализма, но и потому, что все они, хотя и состояли в Союзе художников, принадлежали скорее к неофициальному лагерю советского искусства. Но если в наследии Эрдели и Яблонской нередко встречаются пейзажи и портреты, то Реунов в своих поисках шел от вещи, то есть рисовал преимущественно натюрморты, и тут его никто не превзошел. Критики утверждают, что он фантастически владел материалом, фактурой и повторить его технику невозможно.
В эпоху соцреализма жанр натюрморта пользовался особой популярностью — начиная с "портретов" утюгов и чайников Михаила Рогинского и заканчивая коммунально-кухонными инсталляциями Ильи Кабакова. Есть две основные теории, объясняющие такую зацикленность неофициального искусства СССР на "вещном мире". Первая — социологическая: дескать, это был советский поп-арт наоборот, объектом критики которого стало не общество потребления с его переизбытком товаров, а общество тотального дефицита. Вторая — метафизическая: вещам свойственно складываться в натюрморты, а натюрморт, презиравшийся в старинной академической иерархии жанров, XX век оценил как самый философский, сосредоточенный на чистой форме и чистых идеях род живописи. То есть как раз такой, какой позволял бы художнику — хотя бы в творчестве — сбежать из советской действительности в эмпирей духа.
В натюрмортах Валентина Реунова обнаруживается как раз метафизика. В свое время он стал "внутренним эмигрантом", сознательно отказавшись писать тематические картины, которые в эпоху расцвета соцреализма давали доступ к званиям, регалиям и всевозможным благам, и занялся натюрмортами, по его собственному выражению, чтобы "профессионально не схалтуриться". "Натюрморту я обязан спасением своей чести и индивидуальности",— сказал он в одном из последних интервью.
Модели для своих полотен Реунов находил сам, нередко на свалках и чердаках, поскольку был не только живописцем, но и реставратором древностей. Серебряные подсвечники, фарфоровые вазы для фруктов, сахарницы, рамы, чернильницы, пресс-папье, самовары, обломки старой мебели, полки комодов и прочие раритеты, ставшие главными героями его работ, выписаны с таким мастерством и теплотой, что выглядят чуть ли не живыми. Эта живопись вроде бы и любуется физической красотой вещей, но преобладание материи над духом, в соответствии с марксистскими учебниками философии, в ней не ощущается.
Та же история с немногочисленными пейзажами, представленными на выставке. Дома у Реунова полны жизни и радости. Конечно, это происходит потому, что главный компонент в языке Валентина Реунова — это цвет, роскошный и изысканный, как на картинах мастеров барокко. Цвета спектра выкладываются на полотно то по принципу контраста, то с переходом от основного тона к оттенкам, причем в абсолютно любой гамме — от малиново-лиловой до золотисто-охряной. Художник говорил, что хотел в своих полотнах преодолеть эпоху. Это у него, похоже, получилось — работы мастера настолько богатые по цвету и радостные по мироощущению, что воспринимаются как контраст серому, слякотному, проржавевшему советскому строю.