ЭТОТ ПИТЕРСКИЙ ДИЗАЙНЕР — просто Питер Пэн от моды. Леонид Алексеев — мальчик с вечно улыбчивыми губами, живой и непосредственный.
— Это результат долгих поисков. Сначала я учился просто везде, где можно, на коротких летних курсах. Например, в Милане. Это прекрасный город, люди, кухня. Но отвратительная система образования, малоинтересные преподаватели… Потом уехал в Лондон. Впервые на собеседовании в мою сторону прозвучало: «ммм, интересно…». Что на самом деле означало, что это никому не нужно и пора убегать. Поэтому я пошел на предварительную годовую программу о том, как нужно изучать моду, как рисовать… В следующий раз пришел с очень серьезным портфолио. Кстати, когда приходишь в тот же Милан уже в другом качестве — наш шоу-рум был принят просто «на ура!» — у них какая-то другая кнопочка включается, они на тебя смотрят другими глазами. С одной стороны, я конечно, отдаю себе отчет в том, что я вырос профессионально за время своего с ними «необщения», но с другой стороны, улыбка-то у меня прежней осталась.
— Лондон сильно повлиял на тебя? Снобизм… Хотя, кажется, снобы так часто не улыбаются.
— Я им передам. Там произошло мое взросление. Я уехал туда в 21 год, а до этого все время жил с родителями. И, представляешь — вот он, Лондон, бери его. Но пришлось столкнуться со многими жизненными трудностями. Дружба там совсем другая, быстро проходящая. Я стал самостоятельным, у меня изменилось отношение к себе. Конечно, стиль стал жестче. Вообще, ты знаешь, я как-то пришел в школу — в макияже, с черными какими-то ногтями накрашенными. Скандала не было, нет. Меня просто отвели в сторонку и шепотом, чтобы не создавать ажиотажа, отправили домой, «приводить себя в божеский вид». Без вариантов. Вообще. У меня мама до сих пор иногда вздрагивает так… Нервно вздрагивает, когда меня видит. Это я не к тому, что мне так уж нравится маму раздражать, а к тому, что стиль — это проявление внутренних радостей, сумасшествий, страхов, в конце концов. И начинать нужно с себя, конечно же. Сначала я вообще занимался театральным костюмом. Теперь точно знаю — никогда не буду работать в театре. Ненавижу режиссеров-самодуров. Заставляют делать непонятно что. Просто в какой-то момент решил, что хватит истории. Нужно учиться тому, в чем меньше всего понимаю, но что может пригодиться в жизни. И поступил на факультет менеджмента в университет, чтобы научиться организовывать, прежде всего себя. Думаю, мне удалось это сделать. Честно говоря, то был мой первый более или менее взрослый поступок в жизни.
— А как проходит процесс воспитания той девушки, а уже, наверное, женщины, о которой ты нам в своих коллекциях рассказываешь? И какой период ее воспитания был самым сложным?
— Каждый период сложный, потому что, в любом случае, при их смене приходится отказываться от чего-либо. Бесшабашная восторженная девица была прекрасна своей теплотой. С ней было приятно работать. И те девушки, которые были вокруг меня!! Солнечный мир, очень простой, очень легкий, без напряжения. Но ей пора переходить на другую стадию. Потерялось сначала тепло. Осталась бесшабашность, но ушла наивность. Она, наконец, задала вопрос: «а как же я? У меня на все есть свое мнение»...Да и клиенты — если раньше полностью соблюдали советы, то сейчас у них тоже есть свое мнение, и они высказывают его. Брутальная женщина ценит и выбирает только сильные вещи. На слабые вещи она даже не обратит внимание. С ней очень интересно. Я очень люблю творчество Вирджинии Вульф. Феминистское движение мне близко. Много читал об этом. Женщина когда-то становится мужчиной, и мужчина в какой-то момент становится женщиной. К тому же сейчас была использована эстетика рок- н- ролла. И это посвящено группе New York dolls — парни играли тяжелый рок, носили женскую одежду, прически, макияж. Раньше это было скандально. Сейчас в Лондоне много гетеросексуальных юношей, которым нравится блеск, тонкие вещи. Вспомни, Курт Кобейн даже как-то отыграл концерт в женском платье. Думаю, стирание гендерных ролей — это нормально, даже естественно. Сейчас вот моя героиня такая спала-спала, проснулась, посмотрела на себя в зеркало — а она, оказывается, Жаклин Кеннеди. Вот она глаза умыла, и пошла гулять по джунглям — ну, чтобы не скучно было. И вот в процессе прогулок забрела на какую-то сумасшедшую рейв-сейшн. Вот как ты думаешь, она сильно ненормальная?
— Никак не думаю. Наверное, не без тараканов, но ведь если она Кеннеди…
— Вот я о чем и говорю. Поэтому вся коллекция — это какие-то райские перья, «кислотные» цвета, пластик, винил, еще черт-знает-что… Но она не девочка-дурочка, она очень взрослая и умная, и вот только поэтому может легко себе позволить все эти вольности.
— Вообще твои постановки кажутся весьма себе ультрабуржуазными, нет?
— Совершенно не буржуазные. Мы отправляли таким образом некий трагический message. Музыка — об одиночестве в основном. О том, что люди порой становятся потерянными, им некому помочь. И о том, что женщины становятся брутальными, потому что не нашлось в свое время достойной опоры. Мужчины в свою очередь становятся женственными. Потому, что не находится того, кто уделил бы им внимания. Вообще ходить по подиуму взад-вперед — это скучно. Гораздо более интересно получить театральный опыт и проявить моделям свое актерское мастерство.
— Многие из них обладают им?
— Да, но, несмотря на то, что основная работа моделей — представлять одежду на подиуме, мы стараемся дать им больше. Показать, что они в первую очередь — личности с внутренним миром.
— Слышала, что ты даже отдельную линию одежды для моделей собираешься открывать. Это так?
— Не совсем. Мы дарим одежду, потому что она не должна оставаться на подиуме. Ребята сами выбирают.
— Стоит ли оставлять в одежде возможность тем, кто ее носит, додумать что-то, преобразить, опираясь на собственное воображение. Такое поле для хулиганства?
(показывает)
— Вот. То ли пальто, то ли кардиган. С ним можно придумать многое. Преобразить его во фрак или что-то еще.
— Стоит ожидать неопетербургского стиля, который ты ищешь сейчас?
— Да! Неопетербургский стиль! (пританцовывает). Да. Это попытка максимально уйти от петербургского стиля и антикварной тоски. У нас ведь как считается? Питер — значит, непременно умничанье, дождь, тоска, уныние, заломленные руки… Все это хорошо, потому что интеллектуально, но вот мне как-то больше нравится делать все это с задором, чтобы весело было. Женщина, которая умеет смеяться — королева. Настоящая.
— Почему так получается, что нечто качественно новое, как ни крути, приходится искать в прошлом?
— А как можно обратиться к опыту будущего? Тем не менее, делая что-то, невозможно не менять форму. Если подходить философски, то любая создаваемая форма — это новая форма. Я вдохновляюсь историческим костюмом, работаю со старыми вещами, ищу какие-то принципы, которые использовали портные. Сейчас все говорят: «вот, ретро, винтаж»... Просто столько было сделано одежды, что притянуть за уши и отнести к чему-то — это проще всего.
— Для кого ты делаешь одежду? Слышала, с какими-то музыкальными группами сотрудничаешь?
— Percussion project — например, для них делали одежду. Придумали длинные такие черные плащи, кофты с закатанными рукавами, заправленные в сапоги штаны. Мне нравится работать с людьми, которые занимаются делом. Был еще один момент. Хоть я и ушел из театра навсегда, меня он преследует. Увидел постановку юношеского рок-балета «Ромео и Джульетты». Они были в каких-то геометрических робах из подкладки. Не выдержал, сам пошел, сшил джинсы, какие-то безумные плащи. Они заняли первое место на конкурсе.
Оксана Файрклоуг