На сцене ТЮЗа режиссер Арсений Сагальчик воскресил чрезвычайно репертуарную в начале XX века, а ныне почти забытую пьесу Сергея Найденова "Дети Ванюшина". На премьере побывала ТАТЬЯНА ДЖУРОВА.
Найденов, не самый знаменитый современник Горького, "знаниевец", писал, что называется, на злобу дня. Его часто сравнивали с Горьким, и действительно, "Дети Ванюшина" и горьковские "Мещане" похожи как близнецы. Обе пьесы — про разложение семьи и патриархальных связей. Однако и разница существенная. У Горького семья — мертвая форма, поддерживаемая только тиранической волей отца, распад ее исторически обусловлен. Найденов, писавший пьесу на материале собственной биографии, менее радикален, заметно задушевен и ориентирован на традиционные ценности.
Назидательный Найденов гораздо больше подходит нынешнему ТЮЗу, чем имморалист Горький. Густонаселенные "Дети Ванюшина", где все скреплены огромным количеством хитрых, тайных связей, с озвученной моралью и эффектно-нелогичным финалом, — аналог современного сериала. Описывая язвы общества, Найденов не чурался и "клубнички". Но моменты, сомнительные с точки зрения воспитания подрастающего поколения, Арсений Сагальчик игнорирует (ТЮЗ все-таки).
Семейство Ванюшиных — настоящий террариум порочных типажей. Озлобленный Константин тайно сожительствует с бедной кузиной-приживалкой Еленой. Гимназист Алексей бегает ночами по хористкам и ворует деньги у матери. Зять Ванюшина, наушник и соглядатай Щеткин, совративший сестру собственной жены Людмилу, взимает с Ванюшина ежемесячную мзду. Горбатая Клавдия с пеной у рта отстаивает свое убогое, купленное на отцовские деньги семейное счастье. Все дети (за исключением несовершеннолетних сестер-гимназисток да пассивно любящей Елены) ненавидят друг друга и обирают родителей. В центре высится страдательная фигура купца Ванюшина, бессильно пытающегося вправить мозги распоясавшемуся потомству. И сколько бы дети ни проклинали карательно-воспитательные меры отца, сколько бы Ванюшин ни кричал и ни хватался за ремень, Николай Иванов все равно играет его хорошим человеком, правда не преуспевшим в вопросах воспитания. В финале он прозревает свою вину и гибнет, бессильный что-либо исправить.
Этих персонажей художник Март Китаев поселил в сказочно красивой среде: разместил на переднем плане голландский натюрморт, скомпонованный из традиционных русских "даров природы", а задник, будто платок, расписал пунцовыми, тлеющими в полутьме розанами. Когда во втором действии хозяином дома станет бездушный Константин, натюрморт спрячут, а "платки" поменяют на изысканные серо-лиловые панно, имитирующие витражи и растительные орнаменты модерна. И здесь художник выходит на обобщение, которого нет в пьесе. Его сценография — зримое воплощение смены эпох. Время Ванюшиных ушло. Холодный цинизм, оправленный в утонченную рамку, становится формулой "железного" XX века.
Опытный Арсений Сагальчик не только показал себя мастером динамичных многофигурных мизансцен, каждая из которых — зримая формула внутрисемейных отношений, но и провел кропотливую работу с актерами. Актерский ансамбль, где молодежь работает ничуть не хуже "стариков", — лучшее, что есть в спектакле. Дмитрий Воробьев (Константин) остро, но не впадая в шарж, дает образ интеллигентного мерзавца. Клавдия Антонины Введенской тлеет затаенной истовостью. Валерий Дьяченко вкладывает в образ Щеткина особый артистический шарм, так что сама ничтожность персонажа выглядит изысканной. То, как он описывает круги вокруг Ванюшина, как осторожно стелется, подкрадываясь к Людмиле, как замирает, втянув голову в плечи, в сцене с женой, — настоящий драматический балет. Молодой Максим Фомин дает самое нетривиальное истолкование образу "трудного подростка". Его сутулый, весь составленный из острых углов Алексей, с рублеными движениями, огромными ступнями и ладонями, смотрится как прообраз поэта-футуриста. Между прочим, в небольшой роли столичного зятя Красавина появляется шоумен и ученик Сагальчика Николай Фоменко. Но здесь приходится констатировать неизбежное: Фоменко, более привычный к соло, пока не чувствует своих партнеров.
"Дети Ванюшина" — драма воспитания, а точнее — его отсутствия. Ее нехитрая мораль — что недостаточно детей родить и выкормить, с ними еще и разговаривать надо — весьма ко двору современному театру. А значит, возможно, вскоре афиши запестрят именем Найденова.