Маргарита и манекены

"Дама с камелиями" на современной драматической сцене не столь частный гость. Поставить знаковую мелодраму XIX века в "Приюте комедианта" рискнул Вениамин Фильштинский. Между оперой, драмой и кукольным театром разрывалась ТАТЬЯНА ДЖУРОВА.

       "Дама с камелиями" — красивый спектакль. Роскошны декорации и костюмы Владимира Фирера, красивы и чувственны молодые исполнители ведущих ролей (а хочется сказать — партий), великолепен переливчатый свет Глеба Фильштинского. Красоты так много, что ей откровенно тесно на миниатюрной сцене "Приюта комедианта". Избыточность — вторая, не менее важная характеристика этой постановки. Вениамин Фильштинский, опытный педагог и мастер психологического реализма, пошел на определенный риск, решившись соединить в одном спектакле драму, оперу и балет. Этот "микс", как и соседство музыки Верди, Сати и саундтрека Курехина к модерновой страшилке из жизни манекенов "Господин оформитель", производит впечатление довольно странное.
       Сценическая фантазия по мотивам романа и пьесы Дюма-сына строится как воспоминания Армана (Александр Кудренко) о Маргарите, как попытка определить степень своей вины в ее гибели. Фильштинский населил спектакль людьми-манекенами (парижское окружение героев), наглядно противопоставив "живое чувство" Армана и Маргариты миру, где "все на продажу". Изобретательная игра с актерами-куклами ведется на протяжении спектакля: молодые выпускники Фильштинского, умело имитируя деревянную пластику марионеток, то перемешиваются с настоящими манекенами, то незаметно подменяют их.
       Чувственные танцы Сергея Грицая, освещающие интимные стороны жизни куртизанки Маргариты, поставлены в демонстративной площадной манере. Да так, что порою танцевальные эротические игры в ее салоне напоминают второсортный бордель. Здесь не поднимают бокалы с шампанским во славу хозяйки дома, а пытаются разложить эту хозяйку на столе. А в танце с тростями (сцена "Арман в игорном доме") партнерша используется как та "скрипочка" из Маргаритиной песенки, к которой каждый не прочь приложить свой "смычок".
       В итоге получился коллаж. Драматические и музыкальные компоненты соседствуют, но не соединяются. Едва оттанцевав лирическую сцену, Маргарита и Арман переходят к кухонному решению бытовых проблем. А сцена с престарелым любовником-герцогом просто решена в жанре анекдота "приходит муж с работы:". Арман, от лица которого ведется рассказ, размышляет о том, как их история прозвучала бы, будь она переведена на оперный язык, и вот уже пошлые люди-манекены крикливо распевают дуэт Виолетты и Жермона. Но нельзя сказать, что оперной условности режиссер противопоставляет какое-то особое реалистическое прочтение драмы. Вспоминается фильм "Подлинная история дамы с камелиями" (1981), где холодно, отстраненно, с финальным потоплением молоденькой, безучастной, как труп, Изабель Юппер в луже крови излагалась трудовая биография прототипа мадемуазель Готье, любовницы Дюма-fils'а Альфонсины дю Плесси. Фильштинский не столь радикален. Его спектакль, за вычетом оперных реминисценций, остается эффектной мелодрамой: красивая любовь, двое против всех, предательство и гибель.
       Порой инсценировка производит впечатление вторичного перевода с оперного языка на драматический. Кажется, будто режиссер, прослушав вместе с актрисой предсмертную арию Виолетты, сказал: а теперь сыграй то же самое, но прозой и без музыки. Поэтому драматическая "Виолетта" умирает также долго, многословно, в обрамлении развевающихся тюлей и сценического дыма, как и большинство оперных. Правда, не в объятиях Армана.
       Темпераментная, с чувственной хрипотцой Татьяна Бондаренко — драгоценный камень, из которого при надлежащей огранке выйдет драматическая Нетребко. Ее Маргарита в кружевной платочек не кашляет, тушь по щекам не размазывает и пожалеть себя не просит. Играет "деревенскую" идиллию с Арманом и объяснение с его отцом так, что ни фальши, ни слащавости в ее преображении любовью и самопожертвовании не чувствуется. Актриса доигрывается до того, что приводит себя и нас к осознанию напрасности жертвы. Помимо Маргариты в спектакле есть еще одно чрезвычайно живое лицо. Это Жан Дюваль (отец Армана). Владимир Матвеев играет не злого гения, не благородного отца, а делового человека, с фирменно-тяжелым взглядом из под набрякших век и скучно-бесцветным голосом, который вдруг взлетает наверх истерично-визгливым фальцетом. Сцена, где он виртуозно манипулирует Маргаритой, в спектакле — лучшая.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...