В Концертном зале "Мариинский" прошла первая премьера в новом году, да еще какая: "Волшебную флейту" Моцарта на русском языке в постановке француза Алена Маратра давали неделю подряд под видом детских утренников и два вечера — как бы для взрослых. ВЛАДИМИР РАННЕВ убедился в том, что новая "Волшебная флейта" Мариинки получилась именно такой, как должна быть, — балаганчиком для детей.
Жанр последней оперы Моцарта — австрийский зингшпиль, площадное представление, близкое по духу нашим лубочным балаганным действам. Сейчас у этого жанра в Австрии открылось второе дыхание: прошлым летом по распоряжению мэра Вены по городу расставили шапито "фольксбюне" (народные сцены), где пытаются вспомнить хорошо забытое старое. Такую же идею — вернуть моцартовскому зингшпилю его австролубочный колорит — воплотил на мариинской сцене господин Маратра. Для этого он отказался от театральных машинерии и пиротехники, которыми постановщики обычно злоупотребляют в "Волшебной флейте", хорошенько натаскал певцов по лицедейскому мастерству и сделал из сцены площадной "пятачок", окружив его рядами зрительских мест. Мне, например, сидя на сцене, несколько раз приходилось подбирать под себя ноги, чтобы о них не споткнулись то Тамино, то Памина, то даже, не дай бог, сам Зарастро. Наконец режиссер задействовал все горизонтальные плоскости в зале, по которым с акробатической ловкостью карабкался Папагено (Евгений Уланов). О том, каких трудов ему стоило при этом еще и петь, свидетельствует пара размолвок певца с оркестром. При этом строгое лицо дирижера Михаила Татарникова откровенно выдавало случившиеся недоразумения, а напрасно: в той беспечной атмосфере, которую культивировал на сцене режиссер, такие оплошности выглядели вполне органично и потому простительно. Тем более что Евгений Уланов азартно сыграл в опытного детсадовского музработника, не хватало только каждый речитатив начинать с "дорогие дети". Вообще, он явно доминировал на сцене (точнее, в зале, включая галерку, где он провел добрую треть своего ролевого времени) и из всех мною когда-либо виденных Папагено (включая австрийских) показался самым удачным.
Хороша была и Памина Анастасии Калагиной — трепетная, наивная и очаровательно добрая барышня. Она сыграла настоящую сказочную принцессу, подобрав для этого подходящий тембр, теплый и открытый, без форсирования и ажитации. Зато этих последних качеств хватало за троих у Царицы ночи Ларисы Юдиной (что, собственно, от ее партии и требуется). Госпожа Юдина сыграла не примитивную стерву, а женщину "сложной судьбы". А знаменитая "вторая ария Царицы ночи" далась ей легко и виртуозно — зал ответил благодарными аплодисментами.
Художник-постановщик Пьер-Ален Бертола и художник по костюмам Мирей Дессанжи оказались стильными дизайнерами в скандинавском духе — красиво, функционально, экологично. Простота и добродетельная безыскусность их сценического решения хорошо вписались в облик самого зала, облицованного светлыми деревянными плашками, да к тому же напоминали иллюстрации из детских книжек, но не вычурных диснеевских, а старомодных "бабушкиных". "Волшебная флейта" — это все-таки сказка. Сказкой она и осталась. Хоть в ней есть и намеки, и добрым молодцам уроки, но господин Маратра и его команда не стали акцентировать никаких потайных смыслов, предоставив разобраться в них самим мальчишкам и девчонкам, а также их родителям.