В рамках рождественского фестиваля "Вифлеемская звезда" в Петербурге побывало церковно-певческое содружество "Бранко" сербского города Ниш. Концерт в Капелле был обставлен чуть ли не как встреча в верхах — хор вышел на сцену под водительством самого епископа города Ниш. Его прочувствованное вступительное слово о братских народах и древних традициях сербской духовной музыки заставило ОЛЬГУ КОМОК ожидать музыкальных откровений. Их, однако, не случилось.
Нынешнему фестивалю "Вифлеемская звезда" всех этих радостей для посвященных явно недостало. Под фестивальной шапкой оказались и выступление рогового оркестра, и пара инструментальных концертов с западноевропейской барочной музыкой, и даже вечер балета. Наконец, приехали те, из-за кого фестиваль обрел вожделенную приставку "международный". Сербское церковно-певческое содружество "Бранко" — коллектив любительский, но вполне именитый: он насчитывает 130 лет непрерывной истории освоения литургического репертуара и более 100 участников. Понятно, что от сербов ждали многого и отдали им сразу три концертных вечера — в Шереметевском дворце, Капелле и Консерватории.
Один из этих вечеров начался исключительно за здравие. Когда хор в Капелле запел многолетие своему епископу, зал встал как один. Обилие слушательниц в платочках убедило: так надо по чину. Епископ Ириней благословил свой хор, подарил фестивалю золотообрезный многотомник сербской церковной музыки и отбыл в царскую ложу. Хор приступил к делу. В качестве древней сербской традиции вниманию публики были представлены партесные фрагменты литургии, написанные композиторами рубежа XIX-XX веков (Стефан Мокраняц, Станислав Бинички) в заметно "русском" ключе, то есть так, как писали Чесноков или Гречанинов, только попроще. Эти трогательные четырехголосные песнопения хор исполнял от души, но без малейших признаков национального колорита или какой-нибудь особой специфики. Даже единственный в программе византийский распев XV века прозвучал у "Бранко" как лирический романс. Так, с умилением и слезой в голосе, немецкие любители поют свои хоралы, американцы — свои кэролс, а русские — Чайковского с Рахманиновым. Обработки сербских народных песен во втором отделении положения не исправили: простенькая и наивная музыка для не слишком умелого хора так и звучала — честно, скучно, не слишком умело. Между тем переполненный зал Капеллы (что в этом заведении не правило, а почти исключение) внимал сербам с искренним удовольствием и платил неподдельно громкими аплодисментами. То ли вправду понравилось это любительское искусство, то ли так надо было по чину.