245 лет назад в продажу поступили первые музыкальные произведения, созданные семилетним ребенком. Юного композитора звали Вольфганг Амадей Моцарт, а в роли издателя выступал его отец. Хотя Моцарт и сейчас остается самым знаменитым вундеркиндом в истории, он не первый и не последний чудо-ребенок, на котором пытались заработать деньги.
"За нами всегда посылают экипаж"
Каждому родителю хочется, чтобы его ребенок оказался необыкновенным. Самым умным, самым смелым, самым сильным, самым талантливым или хотя бы просто одаренным. Некоторым родителям везет — в их семьях появляются дети с уникальными способностями, развившимися очень рано. Таких детей называют вундеркиндами, что в переводе с немецкого означает "чудо-ребенок". Обычно им прочат блестящее будущее, и очень часто оно действительно оказывается таковым.
6 февраля 1721 года в Любеке родился мальчик, которого назвали Кристианом. По легенде, малыш заговорил уже через несколько часов после рождения, хотя, скорее всего, эту легенду выдумали его родители, желавшие подогреть интерес публики к своему сыну. И все же Кристиан Фридрих Хайнекен научился говорить очень рано, потому что к двум годам он уже хорошо знал все основные события Библии, а к трем годам помимо родного немецкого неплохо знал французский и латынь, а также историю и географию. Чтобы посмотреть на "младенца из Любека", в дом Хайнекенов приходили люди из самых удаленных местностей. Конечно же, они с готовностью платили деньги за право взглянуть на чудесного ребенка. Слава о Кристиане дошла до самого короля Дании Фридриха IV, который пожелал, чтобы мальчика доставили в Копенгаген. Родители, надеявшиеся на крупное вознаграждение, повезли четырехлетнего вундеркинда в Данию. Но малыш не вынес трудного путешествия, заболел и умер. К сожалению, многие истории о вундеркиндах развивались по одному и тому же сценарию. Сначала родители узнавали об удивительных способностях своего ребенка. Потом начинались гастроли и выступления, доводившие юное дарование до последней степени истощения. А потом в ребенке что-то ломалось, от чего страдало либо физическое здоровье, либо душевное, либо и то и другое вместе. Этот надлом не всегда заканчивался смертью, но совсем без последствий он тоже не оставался.
Всем известная история юного Моцарта на первый взгляд закончилась хорошо. Чудо-ребенок не только не надорвался, но с годами превратился в главного музыкального гения планеты. И все же без печальных последствий не обошлось. А началось все с того, что придворный композитор архиепископа Зальцбургского Леопольд Моцарт заметил, что его малолетний сын Вольфганг Амадей обладает отличным музыкальным слухом. Когда Вольфгангу исполнилось четыре года, Леопольд начал обучать его премудростям музыкального искусства, и вскоре малыш играл не хуже, чем его сестра Мария, которая была на пять лет его старше. В 1762 году, когда маленькому Моцарту исполнилось шесть лет, отец повез его и его сестру в Мюнхен, где надеялся показать своих детей баварскому королевскому двору. С тех пор жизнь маленького гения превратилась в бесконечные гастроли. Леопольд прекрасно знал, что нужно публике, и потому выдумал для своего сына несколько эффектных трюков, которые всегда имели успех. Вольфганг Амадей мог, например, играть, когда клавиатуру клавесина закрывали тонкой тканью. Публике, которая, конечно же, ничего не слышала о печатании слепым методом, казалось, что играть, не глядя на клавиши, практически невозможно. В Мюнхене семейство Моцарт получало по несколько золотых за каждое выступление, но у Леопольда были более амбициозные планы — он мечтал завоевать Вену. Моцартам повезло. По дороге в Вену они давали концерт в доме одного австрийского аристократа, где как раз гостили двое венцев — граф Пальфи и граф Герберштейн. Эти двое считались настоящими ценителями музыки и имели влияние при дворе. Приехав в Вену, графы рассказали всем о виденном чуде, а когда Моцарты тоже добрались до столицы империи, пригласили их сыграть в собственных дворцах. В Вене возникла мода на маленького Моцарта и его одаренную сестру, и вскоре посыпались приглашения, а деньги полились рекой.
Выступления следовали одно за другим. Леопольд писал своему другу: "Сегодня мы были у французского посла. Завтра с четырех до шести прием у графа Гарраха, правда, я точно не знаю, у которого именно. Это я пойму по тому, в какую сторону нас повезет карета, ведь за нами всегда посылают экипаж с эскортом из лакеев. С половины седьмого до девяти часов мы участвуем в концерте, который должен принести нам шесть дукатов и в котором будут играть самые знаменитые венские виртуозы. Желая быть уверенными в том, что мы наверняка откликнемся на приглашение, о дате приема обычно договариваются за четыре, пять или шесть дней... Недавно мы пришли в один дом в половине третьего и остались там почти до четырех. Оттуда поспешили к графу Гардегу, приславшему за нами карету, которая отвезла нас галопом в дом одной дамы, от которой мы уехали в половине шестого в экипаже, присланном за нами канцлером Казницем, в чьем доме мы играли примерно до девяти часов вечера". Маленький Вольфганг смертельно уставал, но держался молодцом, пока не подхватил скарлатину. Когда же мальчик поправился, оказалось, что венские дома для Моцартов закрыты, потому что никому не хотелось подцепить инфекцию. На этом гастроли Моцартов, конечно, не закончились. Семейство побывало в Париже, Лондоне, Флоренции и многих других городах. К тому же Вольфганг Амадей начал сочинять музыку, и Леопольд наладил продажу партитур, написанных юным композитором. Отец возил детей по всей Европе, пока Вольфганг, по словам Леопольда, не "вступил в такую пору, когда его достоинства и умения перестают вызывать восхищение публики".
Хотя Вольфганг Амадей в отличие от несчастного "младенца из Любека" справился с болезнью, ранняя слава все-таки сыграла с ним злую шутку. Маленький Моцарт пленял сердца аристократической публики не только виртуозной игрой, но и детской непосредственностью. Однажды во время выступления перед семьей австрийского императора Франца I Вольфганг расшалился и упал. Дочь императора — Мария Антуанетта, впоследствии погибшая на парижской гильотине, помогла мальчику подняться, после чего Моцарт заявил, что, когда вырастет, женится на ней, "потому что она хорошая". Эта непосредственность осталась у гения на всю жизнь, иначе говоря, он так никогда и не повзрослел. Писательница Каролина Пихлер вспоминала о своей встрече с уже взрослым Моцартом. Композитор играл с ней на рояле в четыре руки, но внезапно переменился: "Вдруг Моцарту все наскучило, он вскочил и в своей обычной манере, как он часто делал, стал прыгать через кресла, мяукать, как котенок, и вообще вести себя как капризный, непослушный ребенок". До конца своих дней Моцарт оставался инфантильным, безответственным и беспомощным человеком, которым двигали сиюминутные капризы.
Коллекционер билетов
В XIX веке вундеркинды были не менее популярны, чем в XVIII веке. Но уже тогда была заметна закономерность: чем меньше вундеркинда эксплуатировали в детстве, тем больше у него было шансов чего-то добиться в последующей жизни.
Зера Колбурн родился в 1804 году в штате Вермонт. До семи лет мальчика считали умственно отсталым и, вероятно, держали бы за недоумка и дальше, если бы отец однажды не услышал, как его сын от нечего делать бубнит себе под нос таблицу умножения. Более того, оказалось, что мальчик может перемножить любые два числа без ошибок. С тех пор отец начал возить одаренного ребенка по ярмаркам и салунам, где он поражал публику своими способностями. Зера мог по требованию зрителей извлечь квадратный корень из четырехзначного числа, сказать, сколько секунд в 2000 лет и т. п. Колбурн-старший понимал, что его сыну нужно учиться. Но денег на приличное обучение все равно не хватало, а попытки найти для мальчика какого-нибудь мецената не увенчались успехом. В результате Зера Колбурн, не получив фундаментального образования, так и остался на всю жизнь ходячим калькулятором. В зрелые годы он занимался тем, что проводил подсчеты для ученых, пытался преподавать математику и в конце концов стал методистским проповедником.
Иная судьба ждала другого американца — Трумана Генри Саффорда, который родился в том же штате, что и Зера Колбурн, и обладал тем же талантом. Мальчик, родившийся в 1836 году, проявлял выдающиеся способности к счету с шести лет. Он мог, например, в уме извлекать квадратные корни из девяти- и десятизначных чисел, мог мгновенно перемножить четырехзначные числа и т. п. По счастью, его родители не нуждались в том, чтобы водить сына по ярмаркам. Напротив, они были достаточно обеспечены для того, чтобы дать ему надлежащее образование. Мальчик окончил школу, поступил в Гарвард и вскоре стал блестящим астрономом. Он стал профессором и возглавил одну из старейших обсерваторий США.
Однако материальное благосостояние родителей далеко не всегда обеспечивало вундеркинду благополучное будущее. К концу XIX века стала популярна идея о том, что из ребенка можно сделать вундеркинда, если только правильно его воспитывать. Многие интеллигентные и обеспеченные семьи бросились сочинять собственные методики производства супердетей и порой добивались крупных успехов. Впрочем, если родители уж слишком сильно наседали на своих детей, результат мог получиться неоднозначным.
Жизнь Ноберта Винера и Уильяма Сидиса начиналась удивительно похоже. Ноберт Винер родился в 1894 году в США в семье еврейских эмигрантов из России. Его отец Лео Винер был преподавателем славянских языков в Гарвардском университете и считал, что сможет превратить своего сына в юного гения, если будет лично заниматься его обучением с самого раннего возраста. Уильям Сидис родился в 1898 году, его родители тоже были еврейскими эмигрантами из России, а его отец Борис Сидис преподавал психологию в том же Гарварде и тоже считал, что может воспитать вундеркинда по собственной системе. Вероятно, Лео Винер и Борис Сидис даже соревновались друг с другом и обсуждали результаты своих образовательных проектов в гарвардских коридорах.
Результаты были впечатляющими в обеих семьях. Ноберт Винер к 7 годам прочел все книги в отцовской библиотеке, в 11 лет поступил в колледж, а в 14 уже был студентом Гарварда. Уильям Сидис, хотя и был младше Винера, шел с опережением. В 18 месяцев он уже читал, к 8 годам он написал 4 книги, а в Гарвард поступил в 11 лет — одновременно с 14-летним Нобертом Винером. В это время IQ Сидиса оценивался в районе от 250 до 300 — выше балла не добивался никто ни до него, ни после.
Вероятнее всего, родители Сидиса несколько перестарались. По крайней мере, дальнейшая жизнь Ноберта Винера и Уильяма Сидиса сложилась совершенно по-разному. Винер стал блестящим ученым и основателем кибернетики как науки, так что его имя сегодня известно даже детям. А вот Сидис очень скоро превратился в замкнутого эксцентричного чудака. В университете Сидис решил, что никогда не будет иметь дела с женщинами, поскольку они мешают интеллектуальному совершенствованию. Вполне естественное решение для 11-летнего мальчика — но Сидис хранил целомудрие всю жизнь. Его единственная попытка поучаствовать в общественной жизни закончилась провалом. В 1919 году он вышел на первомайскую демонстрацию и был арестован как социалист. С тех пор он работал простым бухгалтером, сочинял странные трактаты по истории доколумбовой Америки и предавался своей главной страсти — коллекционированию железнодорожных билетов. Словом, столкнувшись с первыми же трудностями, Сидис спасовал и спрятался от жизни, что неудивительно, ведь он, как и Моцарт, став взрослым раньше времени, так и не научился быть по-настоящему взрослым.
Короли пешек
И все же главным условием успеха вундеркиндов оставалось материальное положение их родителей. В ХХ веке, как и в XIX веке, на вундеркиндах из бедных семей пытались заработать, в то время как отпрыски обеспеченных родителей учились и развивали свои таланты. Хосе Раулю Капабланке, родившемуся в 1888 году, повезло. Его отец — капитан Хосе Капабланка — служил в испанских колониальных войсках, расквартированных на Кубе, и командовал гарнизоном крепости Ла-Кабанья. Это был весьма обеспеченный человек со связями, так что его сыну с детства была открыта дорога к хорошему образованию и достойной жизни. Однажды, когда капитан Капабланка у себя дома играл в шахматы с испанским полковником, четырехлетний Рауль закричал, что противник отца жульничает. Малыш пояснил, что "конь так не ходит", и действительно, конь, передвинутый полковником, стоял не на той клетке, где ему положено было оказаться. К немалому удивлению отца, Хосе Рауль знал, как ходят все фигуры. Ради шутки капитан посадил мальчика играть вместо себя, и вскоре полковник был вынужден признать поражение. Отец отвел сынишку в гаванский шахматный клуб, где Хосе Рауль произвел настоящий переполох. Поначалу взрослые шахматисты садились с ним играть, предварительно сняв с доски своего ферзя. Юный Капабланка обыгрывал их с такой легкостью, что ферзей на доску вернули, но результат оставался тот же: мальчик продолжал выигрывать. Более того, со временем ферзя стали забирать у Хосе Рауля, но побить его все равно не удавалось. Вскоре Капабланку называли "шахматным Моцартом", но судьбу великого музыканта он не повторил. Отец заметил, что после партий в шахматы малыш пребывал в таком нервном возбуждении, что не мог уснуть. Игра могла стать причиной серьезных проблем со здоровьем, и капитан прекратил водить ребенка в клуб. Отец позволил Хосе Раулю вернуться к игре, лишь когда он подрос. В 13 лет Капабланка сумел разделаться со знаменитым кубинским шахматистом Хуаном Корзо, а в 14 он уже участвовал в Национальном чемпионате Кубы, но все это происходило без отрыва от учебы. Родители не пытались заработать на гении Капабланки, что позволило ему получить приличное образование, включавшее обучение в Колумбийском университете. Капабланка избрал шахматы своей профессией и с годами добился мировой шахматной короны.
А вот его младшему современнику повезло значительно меньше. Самуил Решевский родился в 1911 году в Польше, которая в те годы входила в состав Российской империи. Он был шестым ребенком в бедной еврейской семье и особых перспектив на будущее не имел. В мир шахмат он попал точно так же, как Капабланка, и в том же возрасте. Однажды четырехлетний Самуил наблюдал за тем, как его отец играл в шахматы с кем-то из соседей. Решевский-старший уже совсем было хотел сдаться, когда маленький Самуил попросил дать ему попробовать поиграть. Самуил обыграл соседа, а вскоре и всех остальных соседей, которые умели играть. Теперь Решевский-старший знал, что в его руках находится настоящее сокровище. Семья переехала в крупный город Лодзь, где Самуил начал на спор обыгрывать взрослых дядей. В 1917 году отец перевез мальчика в Варшаву, где он стал настоящей сенсацией местного шахматного клуба. Затем была Вена, где талантливый ребенок буквально разгромил местных любителей шахмат в ходе сеанса одновременной игры. Раздосадованные венцы послали за мастером Вольфом, который считался одним из лучших шахматистов города. Вольф вошел в здание клуба со словами: "Где этот мальчишка? Я положу конец этому трюкачеству!" Вскоре Вольф был вынужден признать поражение. Остановить триумфальное шествие Решевского смог только гроссмейстер Видмар, да и тот был на волосок от поражения. Рассказывают, что, проиграв, Самуил опустил голову и горько заплакал.
Несмотря на редкие поражения от авторитетных шахматистов, турне Решевского по Европе проходило с большим успехом. Шахматный вундеркинд поражал своим искусством Берлин, Париж, Лондон и Амстердам. Подобно маленькому Моцарту, Самуил демонстрировал трюки, рассчитанные на внешний эффект, вроде игры вслепую, когда ему приходилось держать в памяти положение на доске.
Ребенок, ставший знаменитостью, привлек внимание ученых. Самуилу измеряли череп, с ним работали психологи и психоаналитики. Специалисты не нашли в его психике или физиологии каких-либо отклонений, и все же отклонения были. Когда психологи показывали девятилетнему Решевскому изображения слонов, обезьян и прочих животных, он не мог опознать ни одного из них, кроме разве что кур, собак и лошадей. Мальчик просто не знал, что такие животные существуют. Он не знал вообще ничего, кроме шахмат. Читать и писать он, разумеется, тоже не умел. Зато его семья богатела день ото дня, так что в 1920 году Решевским хватило денег на эмиграцию в Америку.
В США показательные выступления Самуила продолжились. Бесконечные гастроли мальчика в матроске закончились лишь в 1924 году, когда материальное положение семьи было обеспечено. Только теперь 13-летнего Самуила отдали в школу, где он наконец начал учиться грамоте.
Позже Решевский выучился на бухгалтера, но вместо работы по специальности сделался профессиональным шахматистом. Он действительно был настоящим шахматным гением, а однажды обыграл самого Капабланку. И все же чего-то ему недоставало. Может быть, ему не хватало удачи, а может быть, он просто не умел ладить с людьми, ведь если ты на пять лет старше своих одноклассников, а рядом со сверстниками чувствуешь себя законченным невеждой, трудно научиться находить контакт с окружающими. Решевский играл великолепно, но в самых ответственных партиях уступал другим гроссмейстерам. Причиной тому был все тот же недостаток образования, ведь теорию шахмат он тоже почти не изучал.
В 1948 году Решевский был в двух шагах от шахматной короны, но чемпионом стал советский гроссмейстер Михаил Ботвинник. О причинах поражения Решевского можно судить по воспоминаниям самого Ботвинника: "Попали мы в кабинет А. Жданова. Жданов ходит, остальные сидят. Чувствуется — обстановка напряженная. "Хотели мы поговорить с вами о матч-турнире,— начал Жданов,— не думаете ли вы, что американец Решевский станет чемпионом мира?" Этот вопрос для меня не был неожиданным. "Решевский может стать чемпионом.— Здесь я сделал паузу, все застыли, Жданов перестал ходить.— Но это будет означать, что сейчас на земном шаре нет сильных шахматистов". Атмосфера стала спокойней. "Почему же?" Объясняю, что Решевский, как говорили в старину, "натуршпилер" (нем.— игрок от природы.— "Деньги"), это самобытный шахматист, но ограничен в понимании шахмат, недостаточно универсален, а главное, обладает органическим спортивным пороком — не умеет распределять время в течение партии, цейтноты вошли в систему... Мои объяснения показались убедительными". Решевский так никогда и не стал чемпионом мира, причем по той же причине, по какой Моцарт в зрелом возрасте продолжал прыгать через кресла. Он был лишен детства, а значит, и возможности учиться и взрослеть.
Во второй половине ХХ века вундеркиндов любили так же, как и во все предыдущие эпохи. Разница была в том, что теперь на них зарабатывали не только предприимчивые родители, но и государства, которые стремились использовать их как орудие идеологической борьбы. Например, юный Гарри Каспаров, который научился играть в шахматы в пять лет, получил всестороннюю государственную поддержку и вскоре попал во Всесоюзную школу Ботвинника, которой руководил сам Михаил Ботвинник. В СССР шахматы традиционно рассматривались как элемент национального престижа, поэтому в такой господдержке не было ничего удивительного. На Западе это, кстати, прекрасно понимали и оттого внимательно следили за шахматной жизнью за железным занавесом. Успехи юного Каспарова тоже не остались незамеченными, и The Guardian писала в 1976 году, что "вундеркинд из Баку, которому сейчас всего 13 лет, обязательно будет чемпионом мира". Что уж говорить о многочисленных конкурсах для юных дарований, которые проводятся во всем мире по самым разным искусствам и научным дисциплинам. Словом, иметь своих вундеркиндов стало модно и весьма выгодно, ведь многие из них со временем действительно превращаются в гениев.
С недавних пор выгоду из вундеркиндов научились извлекать даже борцы за политкорректность. Например, Британия гордится Дэниелом Тэмметом, страдающим синдромом Аспергера, то есть одной из форм аутизма, а также эпилепсией. В детстве Тэммет, которому сейчас 29, поражал окружающих своими математическими и лингвистическими способностями. Он освоил 11 языков и еще несколько языков придумал сам. Тэммет и теперь остается любимцем гуманной британской общественности, поскольку помимо многочисленных талантов и болезней имеет нетрадиционную сексуальную ориентацию.
Таким образом, вундеркиндов по-прежнему любят все. Государства поддерживают их, надеясь воспитать гениальных ученых, музыкантов или шахматистов, родители надеются обеспечить им блестящее будущее, а обыкновенные люди умиляются при виде талантливых детишек. Правда, сломать жизнь талантливому ребенку сегодня так же легко, как в прежние века.