Гастроли балет
Двухдневные гастроли в Петербурге балетной труппы Музыкального театра Республики Карелия прошли в обстановке строжайшей секретности. Тем не менее ОЛЬГА Ъ-ФЕДОРЧЕНКО сумела увидеть спектакли, поставленные бывшим солистом Мариинки Кириллом Симоновым.
Необъявленные гастроли в не особенно балетном, а точнее, откровенно тесноватом театре "Санктъ-Петербургъ опера" собрали минимум профессионально заинтересованной публики. И очень жаль: свои спектакли представлял Кирилл Симонов — бывший солист Мариинского театра, успевший побывать на родной сцене и в шкуре балетмейстера.
Нельзя сказать, что господин Симонов был сильно недооценен в Петербурге. Он всегда срывал бурные аплодисменты в партиях второго плана. Руководство поощряло и постановочные амбиции господина Симонова: по окончании балетмейстерского факультета Академии имени Вагановой ему доверили постановку "того самого" "Щелкунчика" в оформлении Михаила Шемякина. Впрочем, "доверие" объяснялось авральной безысходностью: художник и балетмейстер Алексей Ратманский не сошлись взглядами на совместное творчество, в результате пришлось срочно искать замену первоначально запланированному хореографу. До того как стать танцевальным иллюстратором визуальных фантазий господина Шемякина, Кирилл Симонов уже полюбился некоторым мариинским балеринам, оценившим щедрость пластического воображения молодого хореографа. В итоге хрупкая балетмейстерская репутация господина Симонова после одиозного "Щелкунчика" была едва ли не пущена под откос, его частные удачи вмиг забыли. В сложившейся ситуации приглашение на пост главного балетмейстера петрозаводского музыкального театра подоспело как нельзя кстати.
В Петербург господин Симонов привез три собственных постановки: "Спящую красавицу", "Жар-птицу" и "Парижское "веселье"". Сами экспресс-гастроли при минимальном количестве приехавших артистов напоминали некую партизанскую вылазку, разведку боем. В "Жар-птице" авторское либретто, трактующее тему предсвадебных испытаний человека посланцами потустороннего мира, опирается на романтические традиции. Явившийся юноше накануне свадьбы оборотень, не то женщина, не то птица, похищает обручальное кольцо и стремится увлечь его в свой мир — коллизия старой доброй "Сильфиды". Только там, где нежная дева Марии Тальони истаивала в воздухе, упархивала в камин или, прежде чем исчезнуть, сворачивалась клубочком в кресле, героиня опуса Симонова агрессивно выламывает дверцы шкафа, плотоядно набрасывается на ничего не подозревающего жениха, демонстрируя широкий диапазон самых разнообразных сексуальных поз, и по-свойски устраивается в его постели, заправленной эротическим бельем черного цвета.
Одурманенный герой пристреливает невесту, а потом, опомнившись, весьма физиологично сворачивает шею птице, разрушая таким образом мир "по ту сторону шкафа". Створки многоуважаемого предмета мебели незамедлительно распахиваются, выпуская невесту, всю в белом. Юноша счастлив. Финальный аккорд: невеста, получив кольцо, оборачивается и — предстает оборотнем с устрашающей красной маской на лице, а из места чуть пониже спины торчит алый хвостик. Жутковато... Хореография господина Симонова балансирует в разумных пределах между сложными port de bras (движения руками и корпуса) в манере Иржи Килиана и классически внятными комбинациями для ног из ежедневного экзерсиса.
Что же до "Парижского "веселья"" на музыку Жака Оффенбаха (либретто балета повествует о встречах и расставаниях в парижском аэропорту), то оно оставило ощущение пластической вторичности. Впрочем, парочка бесшабашно счастливых вальсов были приняты публикой одобрительно.
В перерыве на удивление дружные аплодисменты раздавались из фойе театра. Оказалось, что художественный руководитель "Санктъ-Петербургъ опера" господин Александров, собрав вокруг себя плотный круг посетителей театра, проводил несанкционированный митинг в поддержку одного из кандидатов на пост президента. Господину Симонову опять не повезло: он покинул Петербург, чтобы не быть исполнителем чужой воли, а вернувшись, стал танцевальным обрамлением предвыборной агитации.