Выставка фотография
В галерее Гари Татинцяна открылась выставка фотографа Хельмара Лерского (1871-1956). Родившийся в Страсбурге, живший в Швейцарии, работавший в Америке и переехавший в Палестину художник еврейского происхождения сделал революционную для своего времени серию фотографий. МАЙЯ Ъ-СТРАВИНСКАЯ удивляется, как ему удалось снять простых палестинцев так, как в это время снимали только советских передовиков производства и истинных арийцев.
Снимки, представленные на выставке, были сделаны в 1930-х годах в Палестине. Большей частью это лица крупным планом. На черно-белых серебряных отпечатках морщинистый старик еврей, бородатый мужчина с пейсами, смотрящий вверх, старуха с монистами на лбу, маленькая девочка. Эта серия портретов простых, неизвестных евреев сразу вызвала яростную полемику, удивительную даже для этой эпохи воинствующего антисемитизма. Казалось бы, ну что тут такого особенного? Разве знаменитейшие европейские художники не изображали евреев? Но в том-то и дело, что Хельмар Лерский отошел от стереотипов, отправился в Палестину и там сделал совершенно неожиданные снимки.
Фотограф поставил перед собой грандиозную задачу: "Я хочу показать национальный прототип, в котором типологические черты могли бы прослеживаться в последующих поколениях и в различных ветвях". В принципе подобные идеи коллективного портрета какой-либо нации были тогда популярны. Чтобы уйти от стереотипа, Хельмар Лерский лишил себя этнографических зацепок, какими, к примеру, воспользовался его современник, немецкий фотограф Август Зандер, снимавший людей для своей легендарной серии "Люди XX столетия" в наиболее характерной для них ситуации: булочника в булочной, строителя с кирпичами. У Хельмара Лерского никаких профессий, никаких эмоциональных ярлыков, только лица, только свет и тень. Фотограф не фокусируется ни на пейсах, ни на носах с горбинкой.
Фотографы любят крупные планы, но иногда такие портреты разрушают интимность или отталкивают излишней физиологичностью. Ничего этого в фотографиях Хельмара Лерского нет. Потому что его работы предельно кинематографичны. Кажется, что сейчас камера соскользнет и покажет стенку дома, к которой прислонился герой, или человека, на которого он смотрит сощурив глаза. Хельмара Лерского некоторые кинокритики ставили в один ряд с Лени Рифеншталь и Сергеем Эйзенштейном. Лерский действительно работал на съемочных площадках режиссеров-экспрессионистов 1920-х годов, в том числе с Фрицем Лангом во время съемок "Метрополиса". Да и сам снял в 1935 году картину "Avodah", экспрессионистскую ленту о социалистическом еврейском государстве, в которой палестинцы представлены с не меньшей мифологической мощью и триумфом, чем герои фильмов Лени Рифеншталь.
Но в фотографиях он скорее противоречит утопическим идеям кино того времени. В горделивом профиле молодого палестинца можно рассмотреть и что-то сверхчеловеческое, на остальных снимках — в страдающем лице пожилого человека, в грустных глазах старика, в спокойствии девочки — ничего такого нет. Пафосный стиль "человека под софитом" не делает из палестинцев Лерского героев нового времени. Блеск кожи на желатинно-серебряных снимках не выглядит физиологичным, а просто рассказывает о палестинском зное. И свет — в меньшей степени о поэтическом сиянии, исходящем от человека, и в значительно большей — о солнце. И выходит так, что фотограф просто распыляет пропагандистскую мощь киношного крупного плана. И даже насмехается и переворачивает все с ног на голову, бунтуя против сверхчеловеческой эстетики в кино и фотографии.