В обновленной галерее Гисич открылась философская выставка Виталия Пушницкого "Дата рождения". Запрограммированный художником приступ духовности переживала АННА МАТВЕЕВА.
Идея "Даты рождения" пришла к Виталию Пушницкому во время поездки в Мексику. Вместо того чтобы, как подобает туристу, обозревать индейские древности, Пушницкий отправился бродить по окраинам Нью-Мехико. Один. В собственный день рождения. Забрел на какой-то пустырь, усыпанный камнями. Увидел на камнях надписи, пригляделся — оказались надгробия. Причем не простые, а детские, на многих дата рождения совпадала с датой смерти. Пушницкий перефотографировал потрескавшиеся и засыпанные песком могильные камни, и эта фотосерия легла в основу "Даты рождения" — длинного, подробного размышления художника о жизни, смерти, памяти, а также о бренности и тщете всего сущего (бренность и тщета — главная тема Пушницкого, которая с годами, похоже, становится для него только притягательнее). Размышление это выражено — а точнее, разыграно как по нотам — в трех сериях, образующих "Дату рождения".
Выставка начинается с больших (и очень тяжелых) мраморных кругов, на которых отпечатаны те самые фотографии с детского кладбища. Печать на мраморе — техника редчайшая, а во всяких заковыристых техниках гравюры и печати Пушницкому нет равных. Мрамор, конечно, материал для печати неподходящий, он очень плохо удерживает краску, и сами отпечатки получаются с выщербинами, белыми провалами, как бы полустертые — словом, такие же потрепанные временем и забвением, как изображенные на них могильные камни с детскими именами (или вовсе без имен — только "Младенец, мальчик", "Девочка") и одной-единственной датой. Этот мотив лакун и дырок, которые время проедает в нашей памяти, подхватывает живописная часть выставки — серия картин под самостоятельным названием "No Man's Land". Это пейзажи из той же Мексики: пустыни, дороги, непонятные руины — все перекрытые "помехами", пятнами полустертой краски, какой-то визуальной рябью, заслоняющей изображение. От пейзажа остаются лишь размытые образы, выхваченные из разноцветного небытия детали. Словно они промелькнули за окном автомобиля — и в памяти остался минутный образ уносящегося прочь куска чужой страны. На нескольких больших кругах фанеры Пушницкий пишет такой же сиюминутный вид: небо с облаками, крыша дома, ветки деревьев — в общем, все, что видит глаз, если летним днем запрокинуть голову. А потом аккуратно выпиливает деревья, крыши и вообще все "земное", оставляя только небо.
Но самая масштабная часть "Даты рождения" — это, конечно, серия объектов из того же мрамора и дерева. Пушницкий здесь очарован материалом, его фактурой: мрамор то сверкает безупречно отполированной поверхностью, то предъявляет "сахарный" отломанный край. Художник ставит мраморные глыбы на не менее впечатляющие блоки дерева, рассохшегося и потрескавшегося от воды и времени, и получает своего рода трехмерные пейзажи: потемневшее, прорезанное трещинами дерево — это земля, а белый мрамор, конечно, символизирует небо, и в узкой щели между "землей" и "небом" мерцает свет спрятанной лампы: не то отблеск иного мира, не то последний луч солнца. Главная работа выставки — огромная двухтонная инсталляция без названия: над деревянной "землей", чья грубая, осязаемая фактура еще подчеркнута подпирающими инсталляцию ржавыми железными штырями, раскинулось многометровое мраморное "небо". Неровный нижний край мраморных плит на темном фоне дерева рисует зубчатую линию гористого горизонта, а на белом мраморе выбиты слова. Как ни удивительно, это не надгробные надписи. Но не менее глубокомысленные: по "небу" во всю его ширину простирается (и обрывается) заключительная фраза из "Размышлений" императора-стоика Марка Аврелия: "Как не в тебе причина рождения, так и не в тебе причина разрушения, поэтому уходи кротко". В общем, идеальная обстановка для медитации, возвышения духа и отрешения от сиюминутного. В каком бы настроении вы ни пришли на выставку, Пушницкий безоговорочно направит вас в философское русло. Приступ духовности он гарантирует — без вариантов.