Новый чужой
Григорий Дашевский о "Рассеянной массе" Михаила Айзенберга
У Михаила Айзенберга, одного из ключевых авторов современной русской поэзии, лауреата премии Андрея Белого (2003), вышла новая книга стихов "Рассеянная масса" — шестая, если считать от первопечатного "Указателя имен" (1993), и двенадцатая, если помнить, что "Указатель" был наполовину построен из материала шести книг, написанных и не напечатанных в 1970-1980-х годах (стихи из них печатались в сам- и тамиздате).
Общая начиная с 1950-х годов для неподцензурной поэзии ситуация — советский мир чужд, прерванная традиция недоступна, поэзия невозможна — эта ситуация в стихах Айзенберга превратилась в качество самого голоса, в его фрагментарность, внутреннюю разорванность; превратилась в напряженную внимательность почти безнадежного вслушивания-ожидания.
Часто относимые к Айзенбергу формулы "поэт и критик", "поэт и эссеист" своим грубым "и" заслоняют единство авторской позиции. И в его статьях о чужой поэзии (собранных в книги "Взгляд на свободного художника" (1997) и "Оправданное присутствие" (2004)), и в очерках о людях 1970-х годов ("Контрольные отпечатки" (2007)) мы находим то же сосредоточенное вслушивание, только в прозе оно неизбежно приводит к какому-то "вот оно" (чужое стихотворение, другой человек, его жест или фраза), а в стихах оказывается особым — почти самодостаточным — состоянием.
К концу 1990-х годов в стихах Айзенберга ожидание сменилось отказом, вместо финальной паузы все чаще произносилось твердое нет — и вдруг в книге "В метре от нас" (2004) в его поэзии началась перемена, теперь в "Рассеянной массе" выяснившаяся окончательно. Голос целиком высвободился из-под власти чуждого мира и легко парит на некоторой дистанции и от мира, и от самого говорящего — "человек", "жилец" и другие безличные обороты почти окончательно вытеснили "я". Но и мир из привычно-чуждого стал чужд по-новому: "Признаки тихого наводнения./ Перерождение мер и весов./ Прожили век, а такого не видели./ Надо все начинать с азов. Новизна эта довольно пугающая: Вдруг приходит новый, действительно новый день --/ как гигант, готовый вырубить лес.../ Мельницей ходят широкие рукава./ Невредимы мельницы-исполины./ В окне появляется голова/ человека, сделанного из глины".
Для чтения современной поэзии необходимо — нет, не знакомство с ее языком, который нельзя узнать заранее, который постоянно обновляется, дробится и узнается только в самом чтении-слушании, необходимо другое: нужно самому уже иметь какую-то мысль о своей жизни — не умственную, а самую простую или случайную, но мысль. Потому что современные стихи соотносятся не с вашими чувствами или впечатлениями, а с вашей мыслью о собственной жизни. Не заменяют эту мысль своей, а вашей же собственной мысли дают силу и голос.
Если читатели--выходцы из прежнего мира видят в стихах "Рассеянной массы" отчет о своей невключенности в новый мир, то новые читатели — часть нового мира — узнают в них свою внутреннюю разрезанность. Пространство поэзии Айзенберга впервые становится целиком внутренним пространством именно для них. Они узнают себя не только в "жильце", но и в "человеке, сделанном из глины". И именно для них витающий между "жильцом" и миром, замирающий и возобновляющийся голос стихов Айзенберга становится собственным голосом.
М.: Новое издательство, 2008