В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко прима-балерина Мариинского театра божественная Ульяна Лопаткина дала сольный концерт под названием "Гранд балет гала". Более мрачного вечера не припомнит ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Диковатое название бенефиса Ульяны Лопаткиной — пародийная помесь французского с нижегородским — объясняется просто: первое самостоятельное явление балерины в Москву организовал мебельный центр "Гранд". Впрочем, у мебельщиков оказались достойные партнеры: Ирина Чистякова, арт-директор "Гранд балет гала" и педагог-репетитор бенефициантки, приписала безответному Мариусу Петипа поставленное после его смерти трио из балета "Корсар", обозвав его "па-де-де". А другое па-де-де — "Фестиваль цветов в Дженцано" прописала в алкогольном "Чинзано". Она же, вероятно, порекомендовала оценить свою воспитанницу по высшему достоинству — первые ряды партера шли по 10 тыс. рублей.
"На разогреве" у Ульяны Лопаткиной работала группа солистов Мариинского и Большого театров, причем балерины были подобраны таким образом, чтобы не возникло и тени невыгодного сравнения: кроме Надежды Грачевой, вошедшей в предпенсионный возраст, все как одна молоденькие субретки с весьма скромными артистическими возможностями. Вопреки неписаной традиции бенефициантка не подготовила для своего трехчастного вечера ни одной новинки. Неожиданным оказался разве что выбор репертуара из семи названий. Выигрышных для балерины адажио из балетов Джорджа Баланчина, равно как и из русской классики, не оказалось вовсе. Преобладали мелодраматично-сюжетные номера с летальным исходом, и эти "Юноша и Смерть", "Гибель розы", "Умирающий лебедь" превратили бенефис в заупокойную службу.
Впрочем, похоронное настроение накрыло зал еще во время первого, относительно оптимистичного акта, когда 19-летний Иван Васильев вышел на свою вариацию из "Пламени Парижа". С юным солистом Большого творилось что-то немыслимое, словно некий "чужой" из американского триллера управлял телом несчастного юноши. Полностью утратив координацию, танцовщик раз за разом упорно вставал в позу, пытаясь продолжить вариацию, но руки-ноги разбрасывались в стороны, спина отказывалась держать вертикаль, артист падал, вставал, и никто не догадался задернуть занавес. В антракте шептались о спазме сосудов головного мозга, порхнуло даже слово "микроинсульт". Официальная версия успокаивала "высокой температурой", но без "скорой помощи" не обошлось.
Тень этого жутковатого эпизода упала и на героиню вечера: когда в объявленном "па-де-де" на троих из балета "Корсар" Ульяна Лопаткина не вышла на обязательную вариацию и не сделала положенные 32 фуэте, самым естественным объяснением казуса было заподозрить, что и с бенефицианткой приключилась беда. Позже, однако, выяснилось, что оскопленный вариант был запланирован с самого начала — вроде бы из-за больной ноги. Почему-то при этом не выбрали какое-нибудь адажио из "Лебединого озера", которое всегда танцуют без вариации и нет необходимости подвергать себя риску свалиться с фуэте.
Но и в мелодрамах, не требующих классической виртуозности, прима-балерина выглядела не слишком убедительно. Руины остались от балета "Юноша и Смерть", шедевра раннего Ролана Пети и позднего Жана Кокто. Когда-то госпожа Лопаткина станцевала его на скандальной премьере в Мариинском, тогда сам автор потребовал снять свое имя с афиши из-за категорического неприятия Фаруха Рузиматова в главной роли. Видел бы он Ивана Козлова, с недавних пор любимого и постоянного партнера Ульяны Лопаткиной и по этому случаю перекочевавшего из труппы Бориса Эйфмана в труппу Мариинского театра! Этот рослый, осанистый, рыхловатый и, в сущности, флегматичный мужчина владеет двумя приемами для выражения чувств: может сделать сморщенное, как от съеденного лимона, лицо или вскинуть в патетическом жесте руки. Бенефициантка соответствовала партнеру в богатстве актерских нюансов. В этой деспотичной начальнице, суровым указующим перстом посылающей подчиненного на смертельное двойное assemble, бестрепетной ногой чешущей его чресла или свирепо швыряющейся стульями, никак нельзя было заподозрить богемную парижанку. Неумолимая Смерть, которой оборачивалась обольстительная вамп в финале балета Пети и которая увлекала самоубийцу художника в ночное парижское небо, здесь царила с самого начала, и вполне логично, что Ульяна Лопаткина явилась за "покойником" в собственном лице, даже не сочтя нужным прикрыться белой маской, канонизированной Жаном Кокто.
Большой урон понесла и Кармен. Коронную роль Майи Плисецкой петербурженка переделала в соответствии с собственными потребностями. Божественная Лопаткина не обладает идеальной формой ног, а потому отнюдь не собиралась косолапить их так, как придумал Альберто Алонсо, скакать на пуантах, изображая испанские дроби, и развратно выставлять вперед бедра. Эта высоконравственная особа, лишь по недоразумению одетая в кружевное мини, общалась с залом и Тореадором (Артем Шпилевский) по-монастырски добродетельно, напрочь исключив недостойные подозрения в сексуальной природе своих чувств.
Вечер вышел не просто траурным. Устроители совершили почти невозможное: превратили первый московский бенефис актуальной балерины и обладательницы безупречной репутации в какой-то провинциально-замшелый балетный вечер эпохи первого покорения западной хореографии. Ведь только в советские времена неимущие артисты пиратски учили иностранные шлягеры с видео, приспосабливая их под себя, — теперь принято работать с хореографами или их репетиторами напрямую. И кто придумал воткнуть общий перепляс с дурно отрепетированными трюками "на бис" между "Гибелью розы" и "Умирающим лебедем", низвергнув балерину Лопаткину с патетических высот трагедии? Зачем королеве подобрали столь скромное окружение — в цивилизованных концертах звезды давно выступают в компании дружественных звезд. И уж совсем неловко аттестовать героиню как "безусловно, самую великую балерину в мире", уместнее процитировать восторженный отзыв какого-нибудь корифея балетной истории. Ульяна Лопаткина, эта икона русского балета, нуждается в соответствующем, должном окладе. И чтобы окончательно не утратить веру, лучше подождать ее следующего явления во главе труппы Мариинского театра.