Опознанные труппы

убеждается Татьяна Кузнецова

Надо отдать должное "Золотой маске" — за 14 лет ее существования не бывало случая, чтобы в конкурс не попал балет, заслуживающий внимания. Побеждали, конечно, не всегда лучшие. Но, во-первых, о вкусах не спорят. А во-вторых, в балетной компетентности музыкального жюри, в котором добрые две трети составляют оперные певцы, дирижеры и режиссеры, можно сомневаться. Однако по участникам фестиваля — городам и театрам, авторам и балетам, представленным в программе — можно составить достаточно полное представление не только о каждом сезоне, но и о тенденциях развития отечественного балетного театра. И, как ни странно, они, эти тенденции, обнадеживают.

Еще лет десять назад выбор был более чем скуден. Непременный Борис Яковлевич Эйфман представлял идейный авангард российского балета. Столь же непременный покойный Баланчин (чаще всего из Мариинского театра) олицетворял прогрессивное стремление приобщиться к сокровищам мирового балета. Дмитрий Брянцев знаменовал советско-российскую преемственность — с легким усилением эротических мотивов. Временами возникал Евгений Панфилов — его считали полусамодеятельностью, но терпели за радикализм. Периодически являлись "новые танцы о главном" — очередные версии классических балетов. И только начинал прорезываться Алексей Ратманский — с антрепризными постановками и без шансов на признание. Вот, пожалуй, и все. Если набиралось пять номинантов, сезон считался успешным. Провинция появлялась в Москве редко, Мариинка — никогда: смотреть фестивальные спектакли жюри выезжало в Петербург.

Сейчас прогресс налицо. И совсем не потому, что в этом году в конкурсе участвуют девять спектаклей из шести театров и четырех городов и что в номинации "Балетмейстер" представлено аж семь авторов. Бывали, конечно (и совсем недавно), неурожайные сезоны, когда и балетов показывали вполовину меньше, и двух-трех хореографов с трудом набирали. Но тут дело не в количестве, а в ассортименте. В последнее время театры стали задумываться не только о качестве, но и о разнообразии своей продукции. Первичные потребности и самих профессионалов, и любителей балета уже удовлетворены, теперь в цене эксклюзивность балета или хотя бы его оригинальность.

С эксклюзивностью трудно — талантливых хореографов во всем мире гораздо меньше, чем требуется балетным труппам. От дефицита страдает даже такой монстр, как Мариинский театр. Деятельные поиски своего автора он ведет уже не первый год, но настоящих удач на современном поле у петербуржцев не было с тех пор, как там перестал ставить Алексей Ратманский. Мариинку выручает собственное прошлое, это такой семейный клад, которым может кормиться не одно поколение. Профессиональный "кладоискатель" Сергей Вихарев, пользуясь гарвардской библиотекой, раскапывает одну драгоценность за другой. Вот и на этот раз Мариинка представлена очередным "яйцом Фаберже" — забытым балетом патриарха Петипа "Пробуждение Флоры", а вовсе не рэперским "Рингом" молодого Мирошниченко с его претензиями на актуальность.

Большому театру повезло больше — пока в нем работает хореограф Ратманский, об эксклюзивах беспокоиться нечего. В этом году, однако, худрук-балетмейстер выступил лишь в качестве соучастника реконструкции старинного балета "Корсар" (он будет показан в марте), так что главным московским ньюсмейкером стал супермодный англичанин Кристофер Уилдон. Залучить к себе мировую звезду под силу, конечно, лишь самым влиятельным труппам мира. И хотя "Misericordes", на мой взгляд, не самая большая удача хореографа и театра, такого спектакля ни у кого больше нет.

Менее влиятельные труппы вынуждены довольствоваться переносами готовых спектаклей живых или покойных авторов. Раньше чуть ли не все уважающие себя театры России ставили сплошь Баланчина, причем примерно один и тот же набор — те балеты, что в наибольшей степени соответствуют нашей ментальности. Отголоски "эпохи первоначального накопления" видны и на нынешней "Маске" — вне конкурса будут показаны две "Серенады" и непременный "Аполлон Мусагет". Но сегодня повзрослевшие театры уже изощряются в выборе, стараясь обскакать конкурентов, заполучив спектакли, еще невиданные в России. Пермь, имеющая давние связи с Фондом Баланчина, теперь изучает наследие его соратника Джерома Роббинса. Причем выбирает не хрестоматийные вещи, а маргинальные балеты-шутки. Новосибирск, труппу которого возглавил экс-премьер New York City Ballet Игорь Зеленский, кроме дежурных баланчинских блюд, идущих вне конкурса, представляет совсем свеженького, неизвестного нам автора Эдварда Льянга, лишь недавно поставившего в нью-йоркской труппе свой "Шепот в темноте". Московский Большой театр тоже осваивает неведомую территорию, взявшись за балет американской постмодернистки Твайлы Тарп: кроссовки за компанию с пуантами эту сцену еще не топтали.

Музтеатр имени Станиславского и Немировича-Данченко идет своим путем. Вместо американцев с их бессюжетными композициями он выбирает Джона Ноймайера, славящегося умением ставить литературные многоактные балеты "с психологией". Тут настоящее раздолье артистам, работающим по системе Станиславского. Роли в ноймайеровских балетах разработаны столь виртуозно, что движения вполне заменяют человеческую речь.

Наконец, в моду входит догригоровичевский период советского балета — все как-то вспомнили, что железный занавес был пробит ногой в пуанте еще до пришествия "нашего всего". Проблески исторической памяти обозначены присутствием в конкурсе "Класс-концерта" Большого театра — театрализованного старомосковского балетного класса. Именно этот подчеркнуто деловой тренаж в начале 1960-х покорил Америку. И то сказать, крылатыми па-де-ша рассекала сцену Майя Плисецкая, десятки сумасшедших пируэтов наворачивал Владимир Васильев, отчаянно сигал Михаил Лавровский, "беби Большого" Екатерина Максимова очаровывала кружевом пуантных комбинаций. Ничего подобного Америка не видела — Нуреев только-только выпрыгнул за кордон, Барышников еще ходил в школу. Тогда-то и заговорили о золотом поколении московского театра. Сегодня тоже можно говорить о новом поколении — возобновленный "Класс-концерт" держится на плечах тех, кому нет и 30.

Собственно, в разнообразии продукции, выложенной на прилавок "Маски" и адекватно отражающей ситуацию на российском балетном рынке, и заключается обнадеживающая тенденция развития отечественного балета. Точнее, в праве потребителя на свободу выбора.