Книги с Григорием Ъ-Дашевским

Федор Фидлер. "Из мира литераторов: Характеры и суждения"

М.: Новое литературное обозрение, 2008

Федор Федорович Фидлер (1859-1917), петербургский немец, строгий гимназический учитель, переводчик русских поэтов на немецкий язык, с февраля 1888-го по февраль 1917 года вел дневники о жизни русских литераторов. Их разобрал и издал — десять лет назад немецкий оригинал, а теперь и русский перевод — исследователь русско-немецких литературных связей Константин Азадовский.

Как пишет мемуарист, "маленькая фигурка Фидлера в аккуратном старом сюртучке постоянно присутствовала на всех литературных юбилейных чествованиях, обедах и ужинах с неизменным альбомом в кармане" — причем альбомы он имел на каждый случай особые: "В гостях", "В ресторане", "В пути", "Товарищеские обеды", "Поминки", "У меня". Фидлера называли "фанатиком литературы", "литературным маньяком"; Чехов назвал его "неугасимой лампадкой перед лицом русской литературы". Но это была лампадка необычная — позитивистская. Фидлер подчинил свою жизнь силлогизму: "литература божественна, следовательно писатель есть предмет научного изучения" — и отсюда непреднамеренно абсурдистский тон его дневников.

Фидлер поклонялся именно литературе, а на самих писателей смотрел без всякой восторженности — и, например, о Мамине-Сибиряке, одном из центральных героев дневника, мы читаем: "общение с ним оставило меня, как обычно, равнодушным и безразличным". Не надеялся он и уловить в отдельном писателе "дыхание гениальности" — Альбов или Баранцевич интересовали его не меньше, чем Чехов, точнее — Чехов был ему интересен не более, чем малейший из беллетристов. И поэтому большинство его персонажей — это писатели третьего и четвертого ряда: "кроме того, присутствовали: Уманов-Каплуновский, Шуф, Мазуркевич, Мейснер, Кильштет, Рафалович, Грибовский, А. Зарин, В. Корин, Лихачев, Коринфский (уверял, что окончательно бросил пить) и Авенариус".

"Равнодушный и безразличный" и одновременно "маньяк" и "фанатик", Фидлер сознавал себя не столько потомком Эккермана, сколько братом Холмса или Миклухи-Маклая. Подобно криминалисту, для которого нет неважных деталей, он собирал все, вплоть до пуговиц и окурков; подобно этнографу, он не только наблюдал, но активно расспрашивал и обращался с писателями чуть не как с подопытными. Его интересовало все: карьеры, гонорары, тиражи, диета, употребление возбуждающих средств ("Чехов пил очень умеренно: вино с сельтерской; утверждал, что никогда в жизни не напивался и не испытывал похмелья"), внешняя религиозность (Владимир Соловьев "перед ужином и после ужина перекрестился — чего ни разу не делал в моем присутствии ни один русский писатель, иначе я отметил бы это в одной из своих тетрадей"), внешность от ногтей до прически ("Афанасьев сидел рядом со мной, и я невольно видел вблизи его голову: черные, коротко постриженные волосы, похожие на бархат и словно приклеенные (может, парик?)").

Для исследователя отрицательный результат тоже результат, поэтому об именинах Михайловского Фидлер добросовестно записывает: "право не знаю, что отметить, поскольку было довольно скучно. Разве что следующее: в клозете на двери появился крючок". Те редчайшие случаи, когда он вынужден нарушить свой долг свидетеля, явно мучили его совесть: "Несмотря на мою просьбу не писать в новый альбом ничего непристойного (ведь это может прочитать моя дочь), Мамин написал все же такую гнусную пошлость, что мне придется совершить фальсификацию: изменить одно слово".

Работа этнографа не знает перерывов — и Фидлер наблюдал и расспрашивал везде и всегда: "на похоронах Лохвицкой я спросил Льдова, этого таинственного незнакомца (он был в поношенном пальто), почему его нигде не видно, и он ответил: 'Я никому не нужен, и мне никто не нужен'. Я протянул ему мой автобиографический вопросный лист, но он отказался сообщить дату своего рождения: 'Разве это важно для публики! У нас с ней нет ничего общего!' Пока пели вечную память, он стоял на коленях, лицо его подрагивало, по щекам катились слезы".

Чем научнее и суше методы исследователя, тем наивнее и живее кажутся его подопытные, и русские беллетристы в описании Фидлера — неврастеничные, распутные, пьяные, громогласные, нелепые, по-детски обидчивые и отходчивые — превращаются в какое-то исчезнувшее племя простодушных туземцев, в воплощение самой жизни — непредсказуемой и иррациональной. И рядом с ними Фидлер со своими анкетами и альбомами становится похож на будущих обериутских героев — нелепых рационалистов, пытающихся уловить божественные тайны с помощью подсчетов и вопросов.

Но иногда божественные тайны все же попадают в его неумелые силки — и тогда мы читаем, например, ответ Федора Сологуба на вопрос Фидлера о псевдониме: "А почему было выбрано написание Сологуб вместо Соллогуб? — 'Не знаю'. Мечтательно: 'Можно было бы и Салогуб. Или с двумя "л". Или Залогуб. Или Зологуб. Или Салогуп. Или Салогупь'. И он погрузился в задумчивость".

Наталия Осс. "Антиглянец"

М.: Эксмо, 2008

С одной стороны, "Антиглянец" Наталии Осс — очередное обличение глянца. С другой — спетая ему ода.

Как попадают в глянец? От отчаяния. Героиня романа, журналистка Алена Борисова, никак не может взять обещанное интервью. Олигарх Александр Канторович, с которым она заодно крутит роман, не откликается на звонки. Узнав из глянцевого журнала Gloss ("Глянец"), что возлюбленному в скором времени предстоит свадьба с красавицей ведущей Анастасией Ведерниковой, корреспондент Борисова уходит из любимой газеты. Причем не куда-нибудь, а в тот самый Gloss.

Начинаются будни редакции. Происходит глубокое погружение в тренды и брэнды, тупые хозяева вмешиваются в редакционную политику, вокруг плетутся заговоры женского коллектива, раздираемого "амбициями и конкурентной борьбой, как легкие бывают раздираемы сухим кашлем". Героиня слишком умна, чувствительна и прекрасна, чтобы переносить эту грязь.

Картина вроде бы знакомая по бесконечным перепевам "Дьявол носит Prada" — но постепенно в сюжете происходит не встречавшаяся раньше перемена. Пройдя через все адские круги гламура, неожиданно возглавив Gloss и уже научившись отличать Gucci от Pucci, Алена наконец-то перестает уничтожать себя и начинает уничтожать других. После чего повествование близится к счастливому концу, когда и любовная, и карьерная линии романа сходятся в одной точке. Желанный олигарх становится хозяином журнала, а Алена Борисова, таким образом, хозяйкой и главным редактором в одном лице. И только обложка журнала пострадала ближе к финалу от лака для ногтей: буквы "Gl" исчезли, осталось только "oss" — вроде как бы фамилия автора.

Лучше отвлечься от влюбленного олигарха, секс с журналом описан лучше, чем секс с Канторовичем. "Антиглянец" — полезная штука для исследователя русского гламура. Дело не только в том, что в персонажах книги узнают себя многие реальные фигуры глянцевой сцены, а иные и просто названы по имени. У автора достаточно иронии, чтобы предварять главы "образцовыми" колонками редактора, разумно сочетающими щенячий оптимизм и сучий расчет. Но вот пародия вышла или учебное пособие — трудно сказать.

Александр Макколл-Смит. "Мораль красивых девушек"

М.: Издательство Ольги Морозовой, 2008

Слухи все-таки подтвердились — в издательстве Ольги Морозовой издали еще одного Макколл-Смита. Это удивительный автор: истинный шотландец, который родился и вырос в Зимбабве, врач, доктор наук, ежегодно выступающий со своим Really Terrible Orchestra на Эдинбургском фестивале Fringe, куда съезжаются новаторские театральные труппы со всего мира, который пишет совершенно неожиданные и очень остроумные детективы. Самый знаменитый — "Женское детективное агентство #1". Дело происходит в Ботсване, где главная героиня, мма Рамотсве, ведет собственное дело, попутно сражаясь со всякими предрассудками африканского общества. "Мы здесь не для того, чтобы раскрывать преступления,— говорит она клиенту,— мы нужны, чтобы помогать людям решать их проблемы".

"Мораль красивых девушек" — третья книга из серии про "Женское детективное агентство", и, как и в других сериях, следить за эволюцией главных персонажей не менее интересно, чем за сюжетом. Мма Рамотсве и ее жених мистер Матекони испытывают небольшие финансовые трудности, поэтому они решают объединить под одной крышей ее детективное агентство и его автомобильную мастерскую. Мма Рамотсве подозревает у жениха депрессию и отправляет его к врачу, а сама уезжает в город и расследует там отравление большого государственного чиновника. Тем временем ее верный ассистент мма Макутси в одиночку управляется и с агентством, и с мастерской. А также расследует дело об участницах местного конкурса красоты, которые вовсе не так добродетельны, как кажется на первый взгляд. А еще появляется таинственный мальчик — голый, дикий и пахнущий львом, который тоже имеет отношение к сюжету.

В случае Макколл-Смита самое интересное не как он закручивает сюжет, а на чем он его строит. Притом что темы он выбирает самые непростые: африканская сельская жизнь, женская эмансипация, СПИД и медицинские проблемы, и во всех этих темах разбирается прекрасно. Но "тяжелая" тематика сдабривается чудесным мягким макколловским юмором, и абсолютно объективно, что таких дивных детективов вы не читали почти никогда.