ПЕРЕЧИСЛЯТЬ ВСЕХ КЛИЕНТОВ господина Корбайна, с которыми он работал как фотограф и как клипмейкер, все равно что переписывать заново историю рок-н-ролла последней четверти века. На рубеже 1970–1980-х — английские постпанки Joy Division и Public Image Ltd. Потом немецкие авангардисты Palais Schaumburg и Propaganda. Потом Дэвид Сильвиан, Echo & The Bunnymen, Golden Earring и Front 242. Возможно, наряду с грубой сепией и грязноватым сочетанием на снимках не более чем двух цветов легкое недопонимание между фотохудожником и объектами съемок даже добавляло работам самобытной странности, отличавшей их от глянцевых картинок с рок-музыкантами.
Часто говорят, что Корбайн делает голую рок-фотографию, то есть такие изображения, которые скорее часть шоу-бизнеса, нежели художественный факт. Видимо, таким образом хотят объяснить феномен его коммерческого успеха. Корни успеха — этого, да и любого другого — ищут также в его биографии. Корбайн ведь самородок из глухомани. До 11 лет он жил в голландской деревушке на берегу Северного моря. Фотографировать он начал лет в 17, как многие, просто на концерте. В 22 года он появился в Лондоне и сразу пристроился фотографом не куда-нибудь, а в New Musical Express. И пошло-поехало. Явление Корбайна удивляло тем сильнее, что он не был знаком ни с арт-тусовкой, ни с самим арт-процессом, да и вообще плохо знал английский. Например, работая над роликом для Front 242, взял и перепутал Headhunter и Egghunter. Получился блестящий, но странноватый клип с яйцами.
Феномен Корбайна гораздо глубже и многограннее тех клише, которыми принято объяснять его успешность. Корбайн прежде всего фотохудожник в русле великой традиции. Не меньшего внимания, чем снятые персонажи, заслуживают светотень и композиция его снимков и роликов. Даже беглый взгляд улавливает аллюзии на величайших фотографов ХХ века. Здесь Доротея Ланг, здесь Роберт Франк, там — Уиджи, Ирвинг Пенн и Уильям Кляйн. Он похож сразу на всех и ни на кого в отдельности. У него так получается потому, что он сходно с ними мыслит, видит, чувствует пространство. Иногда Корбайн цитирует сознательно: Дэвид Гэан в клипе «Try Walking In My Shoes» стоит в углу, сложенном из двух щитов, так же, как Марсель Дюшан на снимках Ирвинга Пенна; некоторые кадры «Behind The Wheel» композиционно почти точно воспроизводят снимки сельхозработников, заказанные Доротее Ланг рузвельтовской администрацией по защите фермеров.
Когда человек снимает сплошь знаменитостей, неизбежно возникает вопрос, в какой мере его снимки обязаны художественным значением своим персонажам. Герой и камера у Корбайна находятся в гораздо более сложных отношениях, нежели безоговорочное признание звездности объекта или равнодушие к ней. Курт Кобейн, Йен Кертис или Дэвид Гэан интересны Корбайну как таковые — с их ранними смертями, коматозом, жизнью на лезвии и в то же время с толпами поклонников, стадионными концертами, многотысячными гонорарами. Они ведь тоже были никем, а вон кем стали. Фотограф и вглядывается в них, очень интересуют его способность человека из ниоткуда превратиться в героя, навык быть собой и умение становиться кем-то другим.
Рокеров Корбайн снимал дольше и больше других, и на длинных сериях снимков или роликов одного и того же человека проступает эффект документального кино. Про художественные фильмы мы знаем, что здесь актеру подкрасили волосы, тут забелили виски, а потом персонаж так состарился, что его вообще другой актер играет. У Корбайна же всякий раз ловишь себя на просмотре чужой жизни, сжатой до нескольких двух-четырехминутных видео. Вот здесь объект сел на героин, здесь переживал внезапное тихое счастье, а там — клиническую смерть, дважды.
Именно поэтому для Корбайна чрезвычайно важен проект «a. somebody» — автопортреты в образе знаменитых поп-звезд в пейзажах родного острова Хуксхе-Вард, подписанные «a. lennon», «a. marley». Он настаивает, что это его самые личные произведения. Затея с переодеванием, на первый взгляд комичным, таит глубокий подтекст — самоидентификацию, поиск себя, своего положения в пасторальных пейзажах малой родины и заодно в фотографической рамке. Этот везунчик, оказывается, романтик. Он не про звезд снимает, не про их амбиции. Просто у него так получается, что музыка, которую делают его герои, прессуется, переводится, напечатлевается в снимки. Романтический перевод одного искусства в другое — вот зачем были нужны друг другу провинциал Корбайн и его celebrities. Смотришь на них и понимаешь, что у него ведь все фото как бы про одно и то же — про маленького мальчика, который выглядывает из окна в большой мир. То есть он в сад выглядывает, а надеется увидеть, как весь мир его ждет.
Екатерина Васильева и Борис Филановский