Оптимистическая комедия
В конце пути должен быть ужин
считает Сергей Полотовский
Ветеран гламурной колумнистики Алексей Зимин написал книжку "Единицы условности" — про то, как себя вести современному мужчине, про путешествия и еду. Если честно, то не написал, а скомпоновал из статей, публиковавшихся в полудюжине изданий и в зиминском блоге. Трехчастная структура книги уже семь веков не может не подразумевать "Комедию" Данте. Первый раздел "Антропология" — это ад. Люди несовершенны, половицы скрипят, а Зидана удаляют на последних минутах. "География" — это чистилище. Через суету перемещений в пространстве, сквозь туристические невзгоды автору являются прекрасные образы рая, который есть "Гастрономия". Палермо, начавшись с поролоновых на вкус белых яблок, завершается клейким ризотто и бутылкой Prosecco. Стамбул — это завтрак с кентаврическим набором блюд двух континентов. А паломничество в Камино-Сантьяго прежде всего путь к ракушкам Сен-Жак.
И здесь мы наблюдаем серьезнейший сдвиг, страшно сказать, парадигмы. Чем больше про еду, тем интереснее. Всегда же было наоборот. "Ад", как известно, самая удачная часть трилогии — все, что помнит средний читатель, яркие герои и жанровые сценки именно оттуда. А что "Рай"? Розы да эмпиреи. "Мертвые души" задумывались по той же модели, и до сих пор в школьную программу входит только первый том. Вторую часть Гоголь предпочел сжечь, третья и вовсе не задалась. Мильтон, не жалевший в "Потерянном рае" красок на сатану, в изображении Бога становился сдержан и сух: ругать легче, чем хвалить.
А Зимин именно хвалит. В этом его кардинальное отличие от другого популярного колумниста — любимчика англоязычного глянца А. А. Гилла. Ведь Гилл прежде всего ресторанный критик, ниспровергатель, высокомерный циник и саркастический негодяй. Зимин не критикует, а исключительно восхищается. Гилловская "Table Talk" полна умопомрачительных филиппик и омерзительных метафор; читатель содрогается от священного хохота. Зимину сложнее, он только восхваляет — перигорские трюфели и менеджерский талант Алена Дюкасса, розовое на срезе мясо и вареный бурак.
Эта стратегия гламура — о плохом не писать, писать о хорошем — работает здесь на сто процентов. Приготовление лапши выглядит в исполнении Зимина стократ авантажнее, нежели бичевание пороков. Перистальтика приличнее социальной физиологии.
Еда, то есть удовольствие от готовки и поглощения, вынесена на вершину пирамиды — на Олимп, в Карнеги-холл. Еда не менее семиотична, чем мода. Это сложнейшая система знаков, тут все что-нибудь да значит, но главное, что сменился статус разговоров о еде. Не об устрицах и боллинжере, а о тушеной ботве и окрошке. Разговоры о еде теперь символизируют не приземленность, а утонченность. Мещанский дискурс поваренных книг и советов молодым хозяйкам переместился в салоны и гостиные скучающих богатеев.
Забавно, что Алексей Зимин, как главный редактор, профессионально прошел этот же трехступенчатый путь. Сначала он рулил GQ — глянцем про то, как себя вести мужчине. Затем возглавлял "Афишу-Мир" — журнал про путешествия. Теперь будет руководить изданием о еде. А что делать, если его лучшее впечатление от автогонок в Ле-Мане — "слюдяные снежинки пармезана".