В выставочном зале "НоМИ" открылась выставка "Скелеты разные" Ольги и Александра Флоренских — зоо- и антропоморфные ассамбляжи из старых железок, деревяшек и черепков. С подробностями — АННА МАТВЕЕВА.
Для тех, кто считает, что современное искусство — дело заумное и непонятное, каждая выставка Ольги и Александра Флоренских — настоящая эстетическая отдушина. У Флоренских все понятно, с ходу узнаваемо и потому вызывает совершенно детский восторг. Особенное умиление вызывает точное соответствие выставки названию, а всех экспонатов — этикеткам. Флоренские никогда не позволят себе на клетке слона поставить надпись "буйвол": написано "слон" — значит, и правда слон.
Слон Флоренских сделан из угольного совка (голова), жестяной трубы (хобот), электромонтерских крюков-кошек (бивни) и крутящейся ручки от мясорубки вместо хвоста. Он даже может качать головой. Рядом со слоном помещаются лев с головой из шляпных болванок и ребрами из струбцин, носорог с рогатым черепом из жестяной масленки для машинного масла и увесистыми тестикулами из трехфунтовых гирек и уморительный броненосец из двух цинковых корыт. На стенах другие, плоские скелеты, так же тщательно и любовно собранные из разнообразного старинного хлама: очень красивый электрический скат (гнутые деревянные детали кресел-качалок начала века, а в доказательство того, что скат электрический, от него тянется провод к ближайшей розетке), длинная белуга (деревяшки различного происхождения и отдельно, на тонкой цепочке, велосипедный клаксон — орган, посредством коего скелет ревет белугой), рыба-пила (с настоящим зазубренным лезвием ножовки на носу) и даже человек. Человек, по Флоренским, состоит из крючков, тисков, железных кронштейнов, а вместо головы у него колесо. Флоренские досконально изучили анатомию: все основные кости представлены, все суставы сгибаются в нужную сторону — и, в общем, экспонаты выглядят убедительно — не подкопаешься.
"Скелеты разные" продолжают давно придуманную Флоренскими художественную историю с ассамбляжами. Историю можно кратко и емко описать одной фразой: "собираем что угодно из чего угодно". В роли материала у Флоренских выступает всякое старье. Художникам посчастливилось иметь одновременно вкус к старинному быту, к вещам по возрасту уже антикварным, но слишком обыденным, чтобы быть культурной ценностью — всем этим ветхим жестянкам, колченогим тонетовским стульям, дырявым посудинам, — и обширную семейную кладовку, заваленную старьем. Старье превратилось в сырье: Флоренские уже много лет из пыльных обломков собирают свой собственный "всеобщий музей всего", точнее, "Универсальный музей Вильгельма Винтера", как они называют проект, объединяющий их серии ассамбляжей из столетнего хлама. Вильгельм Винтер — имя тоже антикварное: реальный Вильгельм Винтер в конце XIX века держал в Петербурге общедоступный кабинет редкостей. Провозгласив себя его наследниками, Флоренские существенно расширили ассортимент кабинета: сегодня в этот проект входят серии "Культовые сооружения" (макеты храмов всех религий мира — тоже, конечно, из старых чайников и шляпных коробок), "Географические карты", а теперь и "Скелеты разные".
Ветхий полуантиквариат — не только любимый материал Флоренских, это одно из общих мест петербургского искусства (почему-то именно в Петербурге водится особенно много ценителей и гурманов всевозможного старья). Но именно Флоренским удается сделать старые деревяшки и железяки универсальной основой для их собственной захватывающей мифологии. Каждый раз кажется, что потенциал бабушкиного сундука в очередной серии Флоренских раскрыт полностью, тема исчерпана и можно прекращать, — ан нет: художникам удается снова и снова изобрести вполне конкурентоспособный велосипед. Одна из причин такой долгой жизни немудрящего, казалось бы, проекта — страсть Флоренских к мифотворчеству, к рассказыванию историй, обрастающих на ходу все новыми подробностями: художники сначала придумали свой мир-музей из хлама, а потом без устали додумывают все новые подробности, населяют его все новыми существами, причем делают это с увлеченностью, которая неизбежно заражает зрителя. Другая причина — свойственное только им внимание к подробностям и частностям, материнская любовь к материалу и умение награждать своих рукодельных существ, а вместе с ними и зрителя, массой мелких остроумных деталей, которые можно до бесконечности искать и разглядывать. То их деревянная "Гремучая змея" показывает раздвоенный язычок из двузубой вилки, то "Носорог" вертит хвостом из старой дрели. Надо же, а мы такое пятнадцать лет назад на помойку выкинули. А художники подобрали.