Бороться с непредсказуемостью будущего можно, научившись сочинять и рассказывать истории. Чтобы сделать технологии футуристического планирования доступными, надо лишь разгадать код, скрытый в известных народных сказках и мифах.
Для бывшего иезуита Питера Бишопа занятия футурологией начались с карьерной ошибки. Заключалась она в том, что Бишоп приехал в Хьюстонский университет (кампус в городе Клир-Лейк) преподавать математическую статистику.
Однако позиция преподавателя статистики, которая сначала вроде бы сулила быстрый карьерный рост, на поверку оказалась совершенно бесперспективной. И тут по счастливой случайности на недавно созданной в университете кафедре исследований будущего открылась вакансия штатного футуролога. Таким образом Бишоп, который до этого занимался только количественным анализом возможных тенденций, оказался «исследователем будущего».
«Хорошее предсказание прежде всего должно быть хорошей историей»,– говорит Питер Бишоп. Самым большим открытием для начинающего футуролога оказалось то, что в этой науке количественный анализ тенденций – вовсе не главное. Основная работа футуролога – создание «историй о будущем». Казалось бы, зачем рассказывать, если можно предсказывать? Однако все попытки «рассчитать» будущее до сих пор ни к чему не приводили. Степень неопределенности оказывалась настолько высокой, что учесть все возможные факторы, влияющие на изменения, не могли ни самая совершенная аналитическая методика, ни сверхмощный компьютер.
Пытаться «рассчитать» наиболее вероятные варианты развития событий в каком-то небольшом секторе экономики или общественной жизни – это, разумеется, более реально. Например, можно предсказать динамику цен на нефть исходя из ожидаемого соотношения спроса и предложения. Однако все предсказания становятся бессмыслицей, если не учитывать контекст. Именно на этом погорели нефтяные компании Shell и BP в 1970-е годы, когда стало ясно, что цены на нефть не столько экономика, сколько политика. В своих планах компании не учили ни возможного сговора арабских членов ОПЕК, ни роста «зеленого» движения. В результате нефтяные гиганты потеряли миллиарды долларов из-за прямых убытков и упущенной выгоды.
Профессиональный «предсказатель будущего» – востребованная фигура в корпоративном мире. Так, после 1970-х годов в компании Shell всерьез заинтересовались «сценарным планированием». «Сценирование» – попытка обойти проблему неопределенности. Если будущее нельзя «рассчитать», возможно, стоит попробовать представить его в виде альтернативных сюжетов, состоящих их событий, связанных логикой повествования (нарратива). Там, где бессильны математические расчеты, на помощь могут прийти методы, заимствованные из творчества: логика рассказа, целостность сценария, эмоциональная насыщенность драмы. Причем, как выясняется, для продуцирования художественного вымысла существуют вполне прикладные технологии.
Сценарий – не предсказание, но это хороший способ «мыслить немыслимое». Метод сценарного планирования был создан в 1960-е годы американским футурологом Германом Каном для некоммерческой исследовательской корпорации RAND.
По словам Питера Бишопа, подготовка хорошего сценария будущего похоже на написание киносценария. На возглавляемой Бишопом кафедре исследований будущего студенты изучают правила построения нарратива по книге сценариста Кристофера Воглера «Путешествие писателя». Книга Воглера, по которой учатся писать о будущем хьюстонские студенты-футурологи,– это всего лишь упрощенный пересказ одной из важнейших культурологических книг ХХ века, работы Джозефа Кэмпбелла «Герой с тысячью лицами». Если верить Воглеру и Кэмпбеллу, все хорошие истории похожи друг на друга, как похожи счастливые семьи в романе Толстого. Хорошие истории именно потому и хороши, что в них зашифрованы архетипы человеческой судьбы.
Кэмпбелл считал, что в каждой настоящей сказке или мифе все начинается с ошибки. Неправильно выбранный поворот дороги или неосторожно открытая дверь выводят героя из мира повседневности. Герой обнаруживает, что ему предстоит решать свои проблемы в мире сверхъестественного, а затем вернуться в мир людей в качестве человека, познавшего обе реальности: земную и «потустороннюю». Согласно Кэмпбеллу, та же самая повествовательная структура лежит в основе не только сказок и мифов, но и современных романов (только вместо мифологических существ мы видим в них «обычных» людей, хотя их сюжетная роль и оказывается аналогичной функции Бабы Яги или стража потустороннего мира Цербера). Ошибка, Инициация, Возвращение – вот три кирпичика «генетического кода» любого рассказа.
Будущее начинается с ошибки
«Группа заговорщиков пытается протаранить Всемирный торговый центр
при помощи захваченного самолета. Однако добровольным помощникам
ФБР удается раскрыть заговор и предотвратить теракт». Что это,
альтернативная история событий 11 сентября 2001? Это всего лишь
цитата из краткой версии сценария фильма «Одинокие стрелки» (The
Lone Gunmen), снятого в марте 2001-го. Тут есть над чем подумать
любителям конспирологии – всего за несколько месяцев до совершения
крупнейшего теракта в истории человечества по американскому
телевидению показывают его детальный медийный «прототип». Впрочем,
в таком случае пришлось бы анализировать десятки и едва ли не сотни
других фильмов, рассказов или компьютерных игр, где взрывали
башни-близнецы или здания, похожие на них. Самый известный сюжет –
концовка фильма «Бойцовский клуб» с живописно рушащимися вокруг
главных героев небоскребами.
Вскоре после 11 сентября в американском конгрессе состоялись слушания, на которых часто поднимался вопрос: почему американские политики или военные оказались неспособны помыслить атаку такого масштаба? Интересно, что «немыслимое» для генералов и министров оказалось легко представимым для сценаристов и режиссеров. Кстати, в числе людей, предсказавших возможность самолетной атаки на всемирный торговый центр, был футуролог компании Shell Питер Шварц. Если реальность оказывается устроенной по законам киносценариев, возможно, именно сценарии – лучший способ прогнозировать реальность?
«Будущее начинается там, где есть проблема»,– говорит Питер Шварц. В наших разговорах о будущем всегда есть акцент на кризисе. Футуролог вступает в дело уже после того, как, пользуясь словами Гамлета, «порвалась дней связующая нить». Именно поэтому события 11 сентября стали таким привлекательным «тестом» для футурологов. Речь идет о совершенно немыслимом в старом контексте событии, которое, однажды случившись, навсегда изменило «карту возможного».
Мир будущего – в буквальном смысле «мир иной», и попасть туда можно, только преодолев «силу притяжения» настоящего. Один из методов «футурологического прыжка», принятый в компании IBM,– так называемый обратный отсчет. Группа футурологов делает попытку представить себе некое заведомо невозможное в нынешнем контексте событие (например, путешествие на Юпитер за один день) и затем в обратном порядке описывает возможные сценарии, которые должны привести к этому событию, или меры, которые необходимо принять, чтобы оно стало реальным.
Преодолев грань, отделяющую его от мира «еще не сущего», футуролог оказывается в странном мире многоголовых ветвящихся возможностей и не до конца завершенных форм. Придать этому миру единую нарративную логику – в этом и заключается искусство футурологического предсказания.
Говорящая коробка с пшеничными хлопьями или самообновляющаяся газета – это реалии, в которых живут герои фильма Стивена Спилберга «Особое мнение», действие которого происходит в 2054 году. Все эти странные гаджеты не были придуманы самим Спилбергом. Они – продукт фантазии все того же Питера Шварца. За время своей долгой карьеры в Shell, а также в качестве независимого консультанта и руководителя собственной компании Шварц написал немало сценариев. В числе его самых больших достижений (по его собственным словам) – предсказание распада Советского Союза, сделанное в начале 1980-х годов. Собственно, с этого все и начиналось. Компании Shell, наученной горьким опытом политических колебаний цен на нефть в 1970-е годы, надо было рассчитать долгосрочную динамику цен на свою продукцию, чтобы измерить рентабельность крупных инвестиционных проектов в Северном море. Одной из возможностей, которую футурологи Shell решили предусмотреть, было резкое увеличение экспорта нефти и газа из СССР и следующее за ним падение цен. Дальнейшее развитие «сценарной логики» привело их к мысли, что это могло произойти только в случае краха или радикальной трансформации советской системы. Таким образом, еще лет за десять до соответствующих событий распад СССР был заложен футурологами Shell в «базу сценариев».
Сегодня интерес к футурологии демонстрируют такие крупные компании, как Nokia, Philips или Procter & Gamble. Для корпоративных футурологов мир настоящего – это бесчисленное множество конкурирующих трендов, каждый из которых является зародышем «возможного будущего». Анализ этих трендов может быть как сложным расчетом их взаимной борьбы, так и простой экстраполяцией одного тренда. Мария Гурина, стратегический планировщик компании Future Brands, вспоминает, как недавно по заказу одного из своих лондонских клиентов выполняла анализ возможного будущего банковской системы. По ее предположению, в будущем все большую роль будут играть «культурно-чувствительные» банковские практики. В сущности, это экстраполяция всем известной тенденции роста религиозного исламского бэнкинга. Ну, про исламский бэнкинг, наверное, слышали уже все. А теперь представим себе буддийские, православные, католические, масонские банки. Банки нью-эйдж и растафарианские. Такая футуристическая картина мировой финансовой системы, во всяком случае, заслуживает того, чтобы рассматривать ее как еще одно возможное будущее. Сценарий будущего или удачно замеченный тренд – это то «сокровище», которое футуролог извлекает из своих экспериментов со временем.
Сценарии для Бога
Известный футуролог Герхард
Кохер как-то сказал: «Будущее мне понятно. Что я не понимаю,
так это настоящее». Считается, что вершина практики футурологии –
это «история будущего». Великие писатели-фантасты прошлого часто
принимались вести своего рода летопись будущих событий «как если бы
они уже случились». Самый известный пример – написанная в 1933 году
Гербертом Уэллсом книга «Образ будущего». Надо сказать, что
эта книга прекрасно демонстрирует недостатки подобного подхода.
Так, в книге предсказывается длительная, десятилетняя война между
нацистской Германией и Польшей. Уэллс не мог представить себе
мгновенный разгром Польши, поскольку не предвидел темпов
перевооружения Германии. Вообще, в отличие от более динамичных и
множественных сценариев будущего, «истории будущего» производят
впечатление плохого романа, уходящего в бесконечность.
У многих футурологов есть любимый писатель или художник, служащий постоянным источником сюжетов при размышлении о будущем. Для консультанта в области футурологии Майкла Скейфиша из Калифорнии таким писателем является автор романов ужасов Ховард Филип Лавкрафт. Рассказы Лавкрафта написаны почти идеально с точки зрения канонов Кэмпбелла. В них всегда есть неожиданное столкновение со сверхчеловеческим миром, трудный путь к знанию и возвращение героя в «мир людей». Единственная тревожащая особенность этих рассказов – эффект неполного возвращения. Кажется, что герой возвращается домой не столько как победитель, сколько как беглец, и «иной мир» продолжает преследовать его, так что концовка истории остается за пределами книги, и мы знаем, что лавкрафтовский персонаж рано или поздно сам утратит человеческую природу, став одним из инфернальных монстров.
Сюжетная формула Лавкрафта может кое-что рассказать нам и о самой футурологии. Эффект неполного возвращения – пожалуй, главная опасность, подстерегающая футурологию и футурологов. Возможно, все дело в тенденции нашей культуры превращать любую реальность в предмет. Вероятно, футурология и появилась как следствие неискоренимого желания увидеть «картинку» будущего. Опасность «застрять в будущем», принять собственные конструкции за реальность – это своего рода профессиональная болезнь футурологов.
«То, что мы делаем,– это интеллектуальные упражнения с будущим»,– говорит Питер Бишоп. Футурология, безусловно, помогает лучше понимать множество возможных путей развития. Однако для этого нам надо перестать воспринимать ее реконструкции как картинки и научиться видеть в них орудия для трансформации настоящего. Ведь, как известно, лучший способ предсказать будущее – это изобрести его.