В Тбилиси вчера, спустя 16 дней после смерти, был похоронен известный бизнесмен Бадри Патаркацишвили. На церемонии прощания, проходившей в резиденции покойного, вспомнили о том, что он сделал для Грузии и некоторых других стран и что эти страны потеряли с его смертью. С подробностями из Тбилиси — специальный корреспондент Ъ ОЛЬГА АЛЛЕНОВА.
Гражданская панихида была назначена на 11.00, но уже в 10.00 у ворот резиденции собралась огромная очередь из тех, кто хотел проводить Бадри Патаркацишвили в последний путь. Эти люди вспоминали заслуги покойного. Его спонсорство в восстановлении грузинских церквей и созданный им фонд помощи детям, больным лейкемией. Парк на горе Мтацминда, который он любил с детства и который выкупил у города, чтобы построить над Тбилиси город своей детской мечты. И телевидение "Имеди", которое здесь считают главной заслугой Бадри Патаркацишвили,— единственное независимое от властей телевидение, во многом благодаря которому в Грузии была полноценная свобода слова.
— Его травили, потому что он не отдавал "Имеди",— говорили у ворот резиденции.— "Имеди" означает "надежда". Он умер за "Имеди".
В круглом зале приемов Дворца бракосочетания, выкупленного бизнесменом под свою резиденцию, стоял полумрак. В центре зала возвышался закрытый дубовый гроб, обложенный розовыми и белыми орхидеями. Вокруг гроба горели свечи, образуя круг. Обойдя этот круг, люди приближались к семье покойного. Совсем недавно в центре этого зала, там, где теперь стоял гроб, Бадри Патаркацишвили отплясывал на свадьбе своей младшей дочери. Теперь дочь, плача, обнимала свою мать.
Соболезнования семье выражали очень эмоционально. Кто-то обнимал супругу и мать покойного, становясь перед ними на колени. Кто-то говорил, что умерла надежда Грузии. И почти все плакали.
За гробом возвышалась арка из трех каменных глыб песочного цвета. Говорят, сооружая эту арку, покойный хотел, чтобы она символизировала Стену Плача. Внутри арки установили экран, на котором менялись слайды с фотопортретами Бадри Патаркацишвили. Эти портреты о многом говорили даже тем, кто не знал покойного. С них смотрел энергичный человек, который умел ценить каждое мгновение своей жизни. Вот он с гитарой. Вот — в горнолыжном костюме. В бейсболке для гольфа. В эскимосской меховой шапке. В смокинге, с бокалом вина. Танцует лезгинку. Заразительно смеется.
Портреты сменяли друг друга под любимую песню покойного, исполняемую Барброй Стрейзанд на иврите. Потом звучали грузинские церковные песнопения и "Святый Боже" на русском языке. А потом — стихи в исполнении самого Бадри. Это были стихи известного грузинского поэта Акакия Церетели, которого Бадри Патаркацишвили очень любил. Несколько лет назад он прочел их в радиоэфире. В них были слова: "Моя красивая страна, я за тебя готов умереть. Прошу тебя, похорони меня в родной грузинской земле". Эти стихи стали завещанием для семьи, которая принимала решение о месте захоронения.
Все время траурной церемонии у изголовья гроба стояли два раввина из тбилисской синагоги. Это означало, что слухи о том, что Бадри Патаркацишвили принял крещение по настоянию жены, неверны. Однако здесь это не имело никакого значения. Вопреки мнению грузинских властей, считавших, что еврейские корни Бадри Патаркацишвили помешают его политической карьере (именно поэтому в последние месяцы чиновники постоянно намекали на его происхождение), в этом зале бок о бок стояли евреи и православные, и очередь к гробу не прекращалась уже три часа. Католикос всея Грузии Илия Второй стоял вместе с раввинами местной синагоги и тихо молился.
На многих входящих в зал были значки с логотипом телекомпании "Имеди". Он уже давно означает не столько симпатии к этому телеканалу, сколько протест грузин против ужесточения власти в стране. Этот значок, по сути, уже стал символом борьбы с властью, не случайно траурный желто-зеленый венок с логотипом "Имеди" стоял здесь на самом видном месте — сразу за гробом, у стены. Здесь также были венки от Бориса Березовского, Владимира Гусинского и гендиректора российского "Первого канала" Константина Эрнста.
Пришел бывший президент Грузии Эдуард Шеварднадзе, которого семья покойного встретила очень тепло. У гроба прошли все лидеры грузинской оппозиции. Для них смерть Бадри Патаркацишвили означала больше, чем смерть соратника.
В зале появилась большая делегация из мэрии Иерусалима. Потом какой-то израильский бизнесмен встал на колени перед матерью покойного и заплакал.
К 15.00 раввины начали отпевание на иврите. Женщин по традиции попросили выйти из зала.
Вскоре гроб с телом Бадри Патаркацишвили вынесли из зала и понесли по аккуратным дорожкам его резиденции, мимо залитых солнцем пальм, ровно подстриженных газонов и фонтана с черными лебедями.
На площади у фонтана гроб опустили, и начался траурный митинг. Известный грузинский актер Гурам Сагарадзе прочел печальные стихи под звуки дудука. Раввин тбилисской синагоги еще раз напомнил, что Бадри Патаркацишвили сохранил свободную мысль в Грузии и подарил синагоге Тору. А посол Израиля в Грузии Шаптай Цур сказал, что заслуга Бадри Патаркацишвили не только в том, что он был меценатом, часто бывал в Израиле и способствовал укреплению еврейской общины в Грузии, но и в том, что он был человеком мира, укрепляя интернациональные связи вокруг себя. "Его любили в Израиле, его любили в Грузии,— произнес посол.— И я могу сейчас сказать: здесь лежит еврей, который так много сделал для Грузии и Израиля".
Посол не сказал, что когда-то Бадри Патаркацишвили любили и в России. Это мог бы сказать российский посол, но его здесь не было. Это мог сказать любой российский олигарх или политик, потому что еще восемь лет назад Бадри Патаркацишвили был в России знаковой фигурой. Но российских олигархов и политиков здесь тоже не было.
Митинг закончился, гроб подняли и понесли из резиденции на улицу. Только здесь стало ясно, как много людей пришло сюда в этот день. Движение было остановлено, широкая улица была запружена людьми. Все эти люди должны были остаться здесь, за пределами резиденции,— семья покойного решила предать его тело земле без посторонних.
Перед входом в дом мужчины, которые несли гроб, высоко подняли его над головой, чтобы все, кто стоял на улице, могли увидеть его последний раз. И вдруг неожиданно кто-то захлопал в ладоши. В одну секунду аплодисменты были подхвачены всей многотысячной улицей и превратились в настоящую овацию. Почти все в эту минуту плакали.
Это были самые искренние аплодисменты, которые я когда-либо слышала в своей жизни.