Преследования бизнесменов, перешедших во властные структуры, в последний месяц стали массовыми. Это заставляет предпринимателей задуматься об управлении рисками, которые несет им подобный конфликт интересов.
Беда, откуда не ждали
Цифры говорят, что доля
политиков, сохранивших действующий бизнес, достигает в России трети
от их общего числа. Самый высокий процент бизнесменов – чуть ли не
40% – в Совете федерации. В Госдуме чуть меньше трети. В
региональных органах власти показатели примерно такие же –
например, в законодательном собрании Санкт-Петербурга или
Челябинска. Губернаторы тоже не отстают. Недаром самый богатый
мужчина России – губернатор, а самая богатая женщина – жена
губернатора. До последнего времени мейнстримом было мнение, будто
участие бизнесменов в политике можно только одобрить: мыслят
стратегически, умеют быстро принимать и воплощать решения. И
убойный для избирателя аргумент – богаты, воровать не будут.
Губернатор Алексей Баринов, сенатор Александр Сабадаш, мэр Волгограда Евгений Ищенко, сенатор Игорь Изместьев. Вот список политиков–бывших бизнесменов, которым за последний месяц аукнулась их предпринимательская деятельность. На Евгения Ищенко, одного из основателей банка МДМ (правда, он уже продал свою долю), заведено уголовное дело по статье «незаконное предпринимательство», он взят под стражу. Александр Сабадаш с такой же формулировкой отлучен от Совета федерации. Пресса видит причину гонений в происках политических или деловых конкурентов. Но можно уже точно сказать, что действующий бизнес, оставшийся за стенами Думы, Совета федерации, законодательного собрания или мэрии, становится для экспредпринимателя серьезным риском.
Мало кто может всерьез утверждать, что, скажем, депутат Госдумы Александр Лебедев оставил Национальную резервную корпорацию без присмотра, «Нафта-Москва» совершает хоть какие-то действия без указаний депутата Сулеймана Керимова, а сенатор Андрей Гурьев не занимается делами «Фосагро». Народные избранники и сами этого не отрицают. Александр Лебедев в одном из интервью сказал: «Принадлежащие мне активы отданы в траст, из органов управления компаниями вышел, бумаг не подписываю. Но сказать, что не имею никакого отношения к бизнесу, было бы лукавством. Имею – в том смысле, что могу оказать влияние на развитие направлений в деятельности предприятий, которые мне принадлежат». Если б дело было в Великобритании, Лебедева уже обвинили бы в том, что он является теневым директором своих компаний – и с местом в парламенте он, скорее всего, расстался бы.
Но Лебедев пока не в Великобритании. В России другие правила игры. Но, похоже, они начинают меняться.
 |
России пока не очень хорошо знакомо понятие «конфликт интересов», из-за которого законодательство большинства цивилизованных стран и запрещает политикам заниматься предпринимательской деятельностью. Есть такие законы и в России – но уж очень неполные. По мнению юриста Дмитрия Дедова, автора единственной в России книги, посвященной конфликту интересов, они позволяют политикам почти безбоязненно заниматься бизнесом. Так, закон о статусе депутатов запрещает им совмещать депутатство с предпринимательской и любой оплачиваемой деятельностью, кроме преподавательской, научной и творческой. Но, по словам Дмитрия Дедова, депутаты не обязаны передавать акции в доверительное управление, что предписывается чиновникам и сенаторам. Впрочем, нарушение даже этого общего запрета сейчас никак не карается. Меру ответственности, согласно закону, определяет регламент Думы, а тот на этот счет молчит.
Но и передача акций в доверительное управление превращается в России в профанацию. Например, Михаил Юревич, владелец «Макфы» и мэр Челябинска, не скрывает, что продолжает активно заниматься бизнесом, а долю в компании передал в доверительное управление престарелым родителям. Константин Ремчуков, став чиновником Минэкономразвития, тоже публично объявил, что передал акции «Независимой газеты» жене.
До сих пор такое поведение ничем не грозило. Не возбранялось человеку, занимающему публичную должность, заниматься бизнесом. Но быструю смену правил игры государство уже отработало в других областях, где необходимо было срочно насадить «белые» схемы,– в налаживании налоговой дисциплины и правильного поведения экспортеров. Оно более не собирается полагаться на законы. Выборочное демонстративное наказание уже доказало свою эффективность
 |
Что такое конфликт интересов? На словах все просто. Личная заинтересованность, которая влияет или только еще может повлиять на объективность и беспристрастность при исполнении служебных обязанностей. При этом очевидно, что разрешить конфликт интересов окончательно и бесповоротно не удастся никому: этому мешает сама человеческая природа.
Но борются с конфликтом интересов уже давно – и, конечно, есть стандарты того, как это должно делаться. На самом деле для бизнесменов во власти есть один едва ли не универсальный способ (по крайней мере, таковым он является в западных странах). Его недавно продемонстрировал Лев Хасис, избранный на должность CEO «Пятерочки». Правда, он препятствовал возникновению конфликта интересов совсем в другой области – в управлении двумя разными бизнесами потенциальных конкурентов. После прихода в «Пятерочку» Лев Хасис передал доли, принадлежащие ему в ритейловых компаниях, в траст банку HSBC Private Bank. Причем траст не простой, а так называемый слепой, blind trust.
С передачей акций в управление жене он, конечно, имеет мало общего. Хотя бы потому, что в роли трасти (управляющего) не может выступать человек – только специализированная организация. Есть еще масса условий. В договоре на передачу акций должна быть четко указана цель: избежание конфликта интересов (это важно при возможных судебных разбирательствах). Такой траст является безотзывным – договор прекращается только в случае ухода бенефициара с должности или его смерти. Договор траста должен быть предъявлен комиссии по этике (такая есть и у нас в Думе, известна в основном разбирательством случаев рукоприкладства). Но самое главное – трасти имеет полное право определять, какой и когда управляемый им актив продать и что купить взамен. Ограничение на покупку есть всего одно. Скажем, если бы в слепой траст передал акции Михаил Юревич, то трасти было бы запрещено покупать активы (например, недвижимость) в самом Челябинске и окрестностях – в зоне ответственности мэра. Эти условия слепого траста вряд ли легко уложатся в головах российских бизнесменов, переписавших активы на жену. Но принцип простой. Активы должны приносить доход, а не лежать мертвым грузом. Но что с ними делать и когда – должен решать профессиональный управляющий.
Впрочем, это идеальная картинка. Даже в США случаются скандалы – там есть кому их устраивать. Например, в конце 2005-го – начале 2006 года демократы с пристрастием занимались изучением того, почему слепой траст, управлявший акциями лидера сенатского большинства Билла Фриста в сети госпиталей, продал по его указанию все эти акции (на $35 млн) за месяц до выхода не очень утешительного финансового отчета. После этого акции упали на 9%. Американцы месяцев пять гадали, что это было – использование инсайда или «не до конца слепой» траст. Вводные были такие – брат Фриста был раньше CEO этой сети, сама она была основана его отцом, акциями Фрист владел с 1990-х годов, а продал, написав трасти, что хочет избежать конфликта интересов, так как слишком вовлечен в дела здравоохранения. Дело дошло до расследования SEC (комиссии по ценным бумагам), но кончилось ничем. Если не считать серьезного ущерба репутации сенатора, одного из кандидатов на президентский пост в 2008 году.
Выходит, что слепой траст сегодня лучшее из худших средств разрешения конфликта интересов. Дмитрий Дедов считает, что самым надежным способом была бы продажа всех активов при вступлении в должность. Но до такого радикализма законодательство ни одной страны не дошло.
Где возникают конфликты интересов
В совете директоров: CEO компании, как правило, влияет на
уровень оплаты членов совета директоров, а те в свою очередь на
комитете по компенсациям определяют его компенсационный пакет. В
результате компенсации для CEO в США достигли астрономических
высот
В аудиторской компании: до скандала с Enron аудиторы
получали значительную часть доходов от консультаций клиентов, аудит
отчетности которых проводили. Объективным в такой ситуации быть
трудно. После скандала трем компаниям из знаменитой «большой
четверки» пришлось продать свои консалтинговые подразделения
В инвестбанкинге: конфликт интересов состоит в необходимости
давать независимые суждения о привлекательности тех или иных ценных
бумаг, в то же время в ходе андеррайтинга обязуясь продать
определенное количество бумаг эмитента
На бирже: Ричард Грассо, глава NYSE, получил в 2003 году
компенсационный пакет, превышавший доход биржи за три года.
Человек, регулировавший крупнейшую фондовую биржу, брал
вознаграждение от людей, деятельность которых регулировал. Проблема
в том, что биржа является одновременно регулятором фондового рынка
и его коммерческим оператором, получающим прибыль
В страховании: страховые брокеры призваны помогать клиенту в
выборе лучших условий страхования на рынке. Но сейчас в России они
зарабатывают на скидках, которые им предоставляют страховщики,– и о
независимости их суждений можно забыть
В военном ведомстве: американцы выяснили, что большинство
офицеров, отвечавших за закупку вооружений, после ухода в отставку
оказались на различных постах в компаниях–поставщиках таких
вооружений
Поход во власть – не единственное, хотя и самое заметное столкновение предпринимателей с конфликтом интересов. Конфликт интересов объективно возникает при ведении бизнеса в некоторых отраслях (см. справку). Много лет инвестбанкиры борются с ним, возводя «китайские стены» между брокерами и аналитиками (чтобы те не рекомендовали к покупке ценные бумаги, которые у тебя сейчас на руках и которые очень хочется сбыть). Аудиторы «большой пятерки», потеряв Arthur Andersen и став «большой четверкой», отделили аудиторский бизнес от консалтингового. Но уже после дела Enron в 2002 году, которое и стало новым раздражителем в борьбе «весь мир против конфликта интересов», произошла еще куча скандалов. Самый последний – уже в этом году были пойманы бывшие сотрудники Goldman Sachs, которые зарабатывали на инсайде, поставляемом другом – сотрудником Merrill Lynch. Так что, похоже, конфликт интересов и в самом деле непобедим.
В России в этих проблемных отраслях пока не было шумных скандалов. Но с появлением все большего числа публичных компаний и приходом многочисленных западных инвесторов ситуация будет меняться и у нас. Пришло время как минимум осознать, где может таиться конфликт интересов. Например, участие предпринимателя в советах директоров сторонних для него компаний или взаимодействие двух компаний, в каждой из которых он является акционером. На ранних этапах развития бизнеса предприниматель мог учреждать десятки компаний, многие из которых вступали в деловые связи друг с другом. Поэтому, наверное, сейчас многим из них трудно объяснить, какие проблемы возникают у сети магазинов «Карусель» с арендой площадей в распределительном центре компании «Пятерочка». Ведь и там и там Андрей Рогачев был контролирующим акционером.
Эта ситуация – хорошая иллюстрация того, что юристы называют «сделки с заинтересованностью». Они должны получать одобрение совета директоров или собрания акционеров – ведь выгода для контролирующего акционера не всегда означает выгоду для всех совладельцев, и возникает конфликт интересов. Юристы сетуют на то, что и законодатели не до конца разобрались с проблемой. Марта Сюткина, юрист компании Legas, говорит: «Основаниями для признания сделки с заинтересованностью недействительной являются зачастую не важные особенности, касающиеся существа сделки (например, занижение цен), а формально-юридические (например, нарушения, допущенные при подготовке и проведении общего собрания)».
Международная практика показывает: понимание того, что такое конфликт интересов и как с ним бороться, будет приходить постепенно – с каждым громким скандалом. Вряд ли у России будет другой путь.