В Большом театре Новосибирский театр оперы и балета представил программу из трех балетов, один из которых — «Шепот в темноте» в постановке Эдварда Льянга — номинирован на «Золотую маску». ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА посочувствовала темноте номинанта.
Теперь труппой руководит Игорь Зеленский — экс–премьер Мариинского театра и (что существеннее) многолетний ведущий солист баланчинской труппы New York City Ballet. У худрука тесные заокеанские связи, и вполне понятно, что, движимый просветительским пафосом, он решил приобщить сибиряков и к наследию великого Баланчина, и к американской современности. Программа, показанная в Большом, включала баланчинскую классику (балеты «Серенада» и «Аполлон Мусагет») и свежий «Шепот в темноте» Эдварда Льянга — совсем свеженький балет, перекочевавший в Сибирь непосредственно из Нью–Йорка.
«Серенада» — «белый балет», редкий неоромантический опус несентиментального Баланчина, в России нынче идет повсюду. Но из всех театров, показывавших ее в Москве, новосибирцы выглядели худшими. Разом вылезли все невидимые раньше недостатки труппы. Женский кордебалет, в котором девушки ростом с манекенщиц соседствовали с крошками, едва достающими им до подмышек, не поспевал за музыкой, шлепал стопами, неровно семафорил руками. Солистки, поглощенные трудностями хореографии, забывали скрывать дефекты телосложения и техники; солисты решительно не справлялись с поддержками.
С неоклассицизмом «Аполлона» вышло еще хуже. Мощный юноша Роман Полковников понял одно: он здесь первый и единственный парень на деревне, силач и повелитель баб. Его бесхитростный Аполлоша был даже по–своему трогателен, если бы не очевидная корявость танцовщика. Приданные ему музы чувствовали себя совсем уж не в своей тарелке: редко приходится видеть, чтобы артисткам были настолько неудобны исполняемые ими па. Исключение составила лишь улыбчивая Терпсихора: юная ученица хореографического училища Кристина Старостина танцевала живенько и без затей, не заморачиваясь ни величием хореографии, ни величием мифа.
После такого Баланчина стало понятно, почему на «Маску» выдвинули вторичное сочинение Эдварда Льянга, а не балеты, вошедшие в историю. В отличие от скукоженных шедевров «Шепот в темноте» был «произнесен» артистами в полный голос, зато с непоправимо деревенским акцентом. Тайванец Льянг, учившийся в Нью–Йорке и поработавший во многих славных труппах, американских и европейских, изучил почерк чуть ли не всех авторов, в балетах которых успел потанцевать, и выработал свой — безошибочным методом компиляции. Представления о композиции у него самые элементарные: сначала танцуют женщины, потом мужчины, потом все вместе, потом парами, потом опять все вместе. Танцуют примерно одно и то же (выбросы ног, выбросы рук, волны корпуса, перевороты в шпагат) — благо кумир всех «современников» Филипп Гласс позволяет хореографам продавать бедность фантазии за минимализм. Тут ведь главное — грамотно объяснить содеянное.
Господин Льянг, приписавший своим упражнениям потустороннее содержание (людей в темноте одолевают духи, злые и добрые), преуспел: неискушенные новосибирцы танцуют с почти ритуальным остервенением, особенно мужчины, особенно бывший Аполлон — Полковников. И тут даже не важно, что в исполнении сибирских тел, не знакомых с азами contemporary dance, псевдомистические откровения тайваньца превратились в жизнерадостный дискотечный драйв. Главное — сделать первый шаг, узнав на собственном опыте, что балет бывает не только на пуантах, не только в корсете пачек и не только по «пятой позиции». Спору нет, учить русских артистов иностранным языкам — дело благое и необходимое. Просто не стоило бы новобранцев немедленно бросать на передовую национального конкурса. А то победительная и вполне самодостаточная труппа рискует показаться провинциальным трагиком, играющим Шекспира на английском в обратном переводе с русского подстрочника.