Самая труднодоступная школа

СФ: В последнее время в США снизился поток абитуриентов. Из-за проблемы терроризма ужесточен визовый режим, к тому же в мире наблюдается общее снижение интереса к MBA. Вас тревожат эти тенденции?
ЛД: Пик интереса к MBA пришелся на 1990–2000 годы, а в последнее время в США наблюдался небольшой спад. Но на Stanford этот спад мало повлиял, к нам все равно стремятся очень много людей. Проблем с получением визы у наших слушателей не было, кроме тех случаев, когда человек указал неправильную информацию во время подачи документов. Скорее всего, просто затягивается процесс получения визы.

СФ: Какие еще проблемы волнуют американские бизнес-школы?
ЛД: Большая проблема – недостоверная информация, которую кандидаты предоставляют при подготовке пакета документов. Например, во время написания эссе они могут с кем-то посоветоваться, или кто-то вовсе напишет за них. Многие обращаются за помощью к консалтинговым компаниям.

СФ: Недавно в Harvard Business School разразился скандал: хакеры взломали сервер, и некоторые абитуриенты решили воспользоваться моментом и посмотреть на свои результаты. Потом всех этих людей школа обвинила в неэтичности и отказала в приеме. Вы поддерживаете позицию Harvard?
ЛД: На самом деле около десятка школ в США имеют точно такую же систему и точно так же были взломаны. И Stanford не исключение. Это действительно серьезная этическая проблема, но мы не отказывали автоматически всем студентам. Конечно, мы знали имена тех, кто заходил на сайт, но пообщались с каждым соискателем и хотели услышать, почему они так поступили. Один, например, сказал, что на сайт заходил не он, а его жена, которая очень волновалась за его поступление. Но людям, которые не смогли внятно оправдаться, мы, конечно, отказывали.

«Наши студенты не пафосные»
СФ: Кто ваш основной конкурент в США?
ЛД: Скорее всего, Harvard Business School.

СФ: А Wharton и Kellogg вам не конкуренты?
ЛД: Не такие серьезные. Кстати, Harvard так же ответил бы, если бы его спросили про Stanford. У нас очень хорошие связи с этой школой, мы общаемся друг с другом. И студенты сами должны решать, какое учебное заведение выбрать.

СФ: Кстати, это правда, что у вас конкурс выше, чем в Harvard? И вообще самый высокий среди всех мировых бизнес-школ?
ЛД: Да, потому что мы хотим отобрать самых лучших абитуриентов. К нам поступают лишь 5–7% из числа тех, кто подавал заявление.

СФ: Stanford еще известна тем, что у ее студентов самый высокий средний балл GMAT среди топ-школ мира.
ЛД: Мы не уделяем GMAT слишком много внимания. На самом деле у нас широкая вилка по GMAT – от 630 до 790 и даже больше, например в нынешнем классе. Минимального показателя нет, но средний балл действительно ежегодно растет.

СФ: Однако некоторые школы отказывают студентам с очень высоким GMAT, считая, что эти люди слишком оторваны от реальности.
ЛД: Мы обращаем внимание не на количество баллов, а на анкету целиком. Рекомендательные письма, эссе, которые представляет соискатель, то, как он общается с представителями приемной комиссии. И даже если человек набрал 790 баллов GMAT, это не значит, что мы его примем.

СФ: А сколько русских студентов ежегодно заканчивают Stanford?
ЛД: У нас учатся студенты из 45 стран, поэтому пять человек из одной страны – это уже много. Русских студентов в год поступает не больше пяти.

СФ: Чем ваши студенты отличаются от слушателей других школ?
ЛД: Они очень открытые, общительные, дружелюбные и, скажем так, не пафосные. Но при этом мы ищем людей амбициозных, которые хотят поменять что-то либо в себе, в своей семье, в организации, где они работают, в мире в целом.

СФ: Один из выпускников Stanford рассказывал, что когда он поступил, его в аэропорту встретил декан программы MBA, отвез на своей машине, познакомил с другими русскими студентами. Это нормальная практика или исключение из правил?
ЛД: У нас очень теплое отношение ко всем студентам. Я, конечно, не знаю, каждого ли из них встречает декан, но мы всегда стараемся всех приветствовать и знакомить с остальными.

«Менять свою программу MBA мы не планируем»
СФ: Чем ваша МВА отличается от программ других лидеров бизнес-образования?
ЛД: Первое отличие – это размер потока. По сравнению с другими ведущими школами, наш класс гораздо меньше – 370 человек, и увеличивать набор мы не планируем. В маленьких школах студенты теснее общаются, и профессора хорошо знают слушателей. Второе отличие – акцент на общем менеджменте. Мы не указываем специализацию в дипломе, хотя студенты могут выбирать факультативные курсы и тем самым фокусировать свою карьеру. Но general management пригодится всегда. И третья особенность – методы преподавания. Половину учебного времени занимают лекции, также мы используем обсуждения в классе, практические занятия, например симуляции и реальные проекты.

СФ: Получается, кейсы не являются для вас основным методом обучения?
ЛД: Мы не хотим повторять то, что делают все остальные. Кейсы – далеко не единственный и, наверное, не самый лучший метод обучения. Если мы говорим о каких-то количественных дисциплинах, например о статистике, то здесь очень сложно использовать кейсы, нужны другие подходы. Проблемы менеджмента важно рассматривать с разных сторон, используя разнообразные методы. Так лучше для студентов, которые должны попробовать разные виды деятельности.

СФ: Многие компании серьезно критикуют бизнес-образование за то, что оно оторвано от жизни. И школы, реагируя на эту критику, пытаются по-новому расставлять приоритеты в том, чему и как учить. Вы что-то меняете в своих программах?
ЛД: Именно поэтому мы стараемся больше внимания уделять практике. Летняя практика, специальные практические курсы, реальные проекты с компаниями. Наконец, мы постоянно приглашаем лидеров крупнейших мировых корпораций, и студенты могут получить опыт из первых рук.

СФ: А о запуске одногодичных программ вы не думали?
ЛД: У нас есть одногодичная мастерская программа Sloan, на нее поступают люди с опытом работы 10–15 лет. Их в основном спонсируют компании, и слушатели потом возвращаются на работу. Но менять свою программу MBA мы не планируем, потому что именно такое образование – самое правильное и эффективное. Первый год – это обязательные предметы, потом идет летняя практика, а на втором году человек может сосредоточиться на той отрасли, которая ему интересна.

СФ: Бизнес-школы много внимания уделяют так называемым soft skills, то есть управленческим навыкам. Что в этом плане делает Stanford?
ЛД: Мы делаем акцент на soft skills во время первого года обучения. Студенты изучают нормы поведения, много общаются с профессорами. Кроме того, в малых группах по шесть человек мы обсуждаем стили поведения лидеров.

СФ: Весной этого года компании заметно активизировались и увеличили число предложений выпускникам МБА. Что послужило причиной такого интереса?
ЛД: Действительно, в этом году было больше предложений. Видимо, связано это с экономическим подъемом.

СФ: Вероятно, многие ваши выпускники снова пойдут работать в Силиконовую долину?
ЛД: Нет, на самом деле не очень много выпускников интересуются ИТ-организациями. Большинство выбирают финансовую сферу, консалтинг, предпринимательство или венчурный бизнес. Если взять школы, которые расположены на западном и восточном побережьях США, то процентное распределение студентов по отраслям примерно одинаково.

Юлия Фуколова