На медном рынке, который считался раз и навсегда поделенным между крупными участниками, год назад появилась небольшая «Русская медная компания». В консервативной отрасли новый холдинг решил преуспеть благодаря инновационным технологиям работы.
В конце сентября третий по величине производитель меди в стране «Русская медная компания» (РМК) запустила участок по добыче сырья на одном из своих уральских рудников. Рынок оставил этот факт без внимания: для отрасли, ожидающей судьбоносного аукциона по Удоканскому месторождению с запасами 20–27 млн тонн меди, ввод участка, где РМК собирается в год добывать 10 тыс. тонн – событие ничтожное. Но оно интересно по другой причине. Применив нетрадиционные технологии, РМК возобновила разработку Гумешевского рудника, закрытого в 1994 году. Считалось, что в здешних выработках, где, по преданиям, обитала Хозяйка медной горы, меди осталось так мало, что ее уже невозможно добыть.
НОУ-ХАУ
«Русская медная компания»:
1. Заложила в основу работы
инновационный подход.
2. Консолидировала активы и модернизировала устаревшие
мощности.
3. Стала разрабатывать собственные новаторские технологии, а также
купила их у иностранной компании.
4. Внедрила инновации на всех этапах производства меди, повысив
рентабельность.
5. Получила среднюю себестоимость металла, которая ниже, чем у
других производителей.
Появившаяся осенью 2004 года РМК до сих пор остается для рынка загадкой. «Вероятно, у РМК есть великолепные технологии, но реальность такова: старые предприятия с низкой рентабельностью, выработанные рудники и большие амбиции»,– говорит Евгений Линчик, аналитик инвесткомпании Rye, Man & Gor Securities.
РМК не афишировала свои планы и консолидировала активы без лишнего шума. Но теперь, запустив Гумешевский рудник, компания ясно обозначила способ дальнейшего развития. «Нами разработана инновационная бизнес-модель, в основе которой – применение технологических новаций»,– говорит вице-президент РМК Максим Щибрик. По его словам, РМК будет стараться сохранить за собой третье место в российской медной отрасли (180–200 тыс. тонн катодной меди в год).
Третье место – фактически последнее: кроме «Норильского никеля», Уральской горно-металлургической компании (УГМК) и РМК, в стране медных холдингов больше нет. Но «Русскую медную компанию» такое положение вполне устраивает. В холдинге не сомневаются, что смогут уверенно работать в отрасли, где в основном используются устаревшие технологии середины прошлого века. Как отмечает Щибрик, за счет применения передовой отраслевой науки компания уже сейчас обеспечила себя сырьевым ресурсом на полвека вперед.
 |
У основного акционера РМК Игоря Алтушкина собственный взгляд на ведение медного бизнеса. В 2003 году он вышел из состава акционеров УГМК, продав свой 15-процентный пакет владельцам этой компании. Тогда, как объясняют в РМК неожиданный шаг предпринимателя, Алтушкин увлекся экспериментом, решив внедрить инновации в отсталой и консервативной металлургической отрасли.
Свое состояние Игорь Алтушкин сделал в 1990-х годах на ломе цветных металлов. Его предприятия по сбору вторсырья на 60% покрывали сырьевые потребности уральских метзаводов. Неплохо разбирающийся в цветной металлургии бизнесмен задумал создать собственный медный холдинг.
Новаторских идей Алтушкин набрался за границей, куда часто ездил на профильные производства. Говорят, особо сильное впечатление на него произвело одно предприятие во Франции, тоже медеплавильное, как и Карабашский завод на Урале. Только размером оно было меньше, располагалось в черте Парижа и при этом экологию города не портило.
Сосредоточив внимание на высокотехнологичных проектах, Алтушкин в конце 1990-х принялся строить в Свердловской области экспериментальное производство «Уралгидромедь» и Завод точных сплавов, а в 2002 году в Новгородской – металлургический завод. По замыслу бизнесмена, на этих напичканных разными новшествами предприятиях должны были рождаться уникальные решения для цветной металлургии. Предусматривалось, что заводы будут небольшими, потому Алтушкину они обошлись сравнительно недорого – в общей сложности около $150 млн. Кроме того, он купил лицензии на несколько месторождений, Кыштымский медеэлектролитный завод и развалины завода в Карабаше. Карабашский завод решено было переоснастить, не останавливая производства. Для этой цели помимо собственных средств привлекались кредиты.
Финансами Алтушкин почти не рисковал. В случае неудачи рухнули бы мечты создать структуру, в основу которой был положен новый принцип работы. Но инвестиции можно было вернуть, продав активы тем же «Норникелю» и УГМК.
Алтушкин действовал без оглядки на отраслевые стандарты, когда руду добывают в шахтах и карьерах дедовским способом, а из нее производят металл на огромных заводах, построенных еще в советское время. Иногда мощности модернизируются (в основном для экологической безопасности), но это почти не снижает себестоимость тонны катодной меди – $1,7–2 тыс. в случае с «Норникелем» и УГМК.
Эти цифры, уверяет ведущий научный сотрудник Центрального геологоразведочного института (ЦНИГРИ) Александр Лихачев, наукоемкий подход может уменьшить в среднем на 30%. Но у заложников гигантизма «Норникеля» и УГМК, как у любого крупного предприятия, слишком велики финансовые риски, которыми всегда чреваты даже незначительные технологические изменения. К тому же новшества, как отмечает аналитик ИК «Атон» Тимоти Маккачен, на большом производстве имеют смысл, если будут применяться масштабно и в комплексе.
«Норникель» и УГМК пробовали инновации, но, похоже, их результаты большого впечатления на руководство предприятий не произвели. В УГМК отказались от комментариев, а в «Норникеле» СФ невнятно сообщили: «Экологические задачи технология решает, но в промышленных объемах ее применять пока нецелесообразно».
От конкурентов РМК отличается гибкостью. Для компании важна любая мелочь, если она повышает рентабельность. Медь в РМК получают несколькими способами, и стоит она, соответственно, по-разному. Но в целом, как уверяет Максим Щибрик, новые технологии позволяют получать тонну катодной меди по средней себестоимости $1,3 тыс.
 |
В $1,3 тыс. обходится РМК добыча и получение тонны катодной меди высшего качества (марка М00К) на Гумешевском руднике. Окисленные местные руды с содержанием меди всего 0,8% нельзя перерабатывать традиционным способом, но, как оказалось, можно гидрометаллургическим, который не прижился в «Норникеле» и УГМК.
Метод внешне выглядит просто: в земле пробурены около ста скважин, куда закачивают воду со слабокислотными растворами, под землей они вступают в реакцию с рудой и обогащаются медью. Над скважинами – здание, где из поднятых на поверхность растворов электрохимическим способом извлекают готовую медь. Весь процесс проходит в три этапа (выщелачивание, экстракция, электровиннинг) и оказывается значительно дешевле традиционного – пирометаллургического, состоящего из шести-семи этапов. К тому же гидрометод безвреден, так что производитель не рискует репутацией и миллионами долларов, которые он может заплатить в виде штрафа за нанесенный экологии ущерб.
На самом деле технология, констатируют в ЦНИГРИ, не новая: способ применялся еще в СССР при добыче урана и золота, а в мире из ежегодно производимых 13 млн тонн меди уже более 20% получают гидрометаллургией. В «Уралгидромеди» метод, купленный у финской компании Outokumpu, адаптировали к конкретным условиям и добавили несколько своих ноу-хау. Как отмечает Щибрик, на собственные научные разработки в «Уралгидромеди» ушло $3,5 млн и четыре года проверки способа в полевых условиях. За это время подсчитали, что на Гумешках чистейшую медь можно добывать еще 30 лет, а проект окупится за четыре года.
«Это очень быстро, учитывая общий размер инвестиций, $22,5 млн, в „Уралгидромедь”, небольшое количество металла на Гумешках и потенциальный размах деятельности,– говорит директор по связям с общественностью РМК Александр Ханин. – Таких заброшенных рудников на Урале десятки. Еще есть месторождения с „бедной” рудой, разработка которых обычно считается экономически невыгодной, ведь мест с богатым содержанием руды достаточно. Кроме того, по всей стране много выработок с миллионами тонн отвалов, где тоже есть медь, но извлечь ее можно лишь с помощью наших ноу-хау».
Прием против ломаДля РМК, которой сложно тягаться с «Норникелем» и УГМК за крупные месторождения, разработка месторождений, бедных медью и закрытых,– идеальное поле деятельности. Лицензии на повторную разработку могут быть вполовину дешевле, а извлечь из нескольких таких мест металла можно не меньше, чем из одного неосвоенного месторождения.
При этом в РМК признают, что пока не могут обойтись при добыче без общепринятых технологий, хотя и уверяют, что в компании нет ни одного традиционно металлургического предприятия. «Некоторые месторождения, например в Оренбургской области, мы пока разрабатываем так же, как это делают „Норникель” и УГМК,– говорит Ханин.– Но медь из этой руды мы получаем иначе, чем на обычных металлургических заводах. Везде используются различные инновации и усовершенствования, за счет чего поднимается производительность».
РМК повысила производительность ГОКа «Ормет» в два раза, почти полностью обновив оборудование. Общая сумма затрат в «Карабашмеди», часть агрегатов которой была построена еще в 1910 году, составит $150 млн: сначала смонтировали системы очистки, теперь устанавливают высокопроизводительную австралийскую печь Ausmelt.
На Новгородском заводе и Заводе точных сплавов металл получают не из руды, а из лома с нормальным или низким содержанием меди. «Скажем, в Новгороде совместно с Outokumpu изготовлен агрегат, которого нет больше нигде в мире,– вертикальный троф-конвертер на 30 тонн,– объясняет Щибрик.– Он позволяет извлекать медь из лома, за который никто не берется: считают это невыгодным или невозможным. Причем стоимость передела тонны катодной меди – $140–320, а средняя стоимость при обычной переплавке – $500–600. В стране каждый год собирается до 300 тыс. тонн подобного лома, и это количество вряд ли уменьшится».
Сейчас на лом в объеме сырья РМК приходится 70%, а на руду – 30%, однако со временем, сохранив тот же объем лома, РМК собирается изменить соотношение в пользу руды, начав осваивать новые месторождения. Частью их станут бедные, вроде Гумешевского, частью – обычные, как «50 лет Октября» в Казахстане.
Последнее месторождение РМК разрабатывает в партнерстве с «Казахмысом», но как свою сырьевую базу не учитывает. Однако и там РМК нашла способ применить инновационную стратегию, построив за $48 млн фабрику по производству кубовидного щебня из пустой, как правило, выбрасываемой породы. Щебень РМК намеревается продавать тому же Казахстану, который импортирует его из Турции. Рентабельность проекта настолько высока, что позволит РМК окупить затраты за несколько лет.
 |
В комплексе нововведений на РМК создают холдинг с целенаправленно выстроенной инновационной моделью: компания пытается удешевить каждый этап процесса получения меди. Для этого РМК пришлось за четыре года вложить в научные исследования и модернизацию производства около $500 млн собственных и заемных средств.
В сложившейся ситуации, уверяют в РМК, компании не очень-то нужно последнее богатейшее из разведанных месторождений меди – Удокан, за которое сегодня развернулась нешуточная борьба между «Норникелем» и УГМК.
УГМК владеет таким количеством месторождений, что может еще лет двадцать работать на нынешнем уровне производства. Запасы меди Норильского медно-никелевого района, по оценке специалистов из ЦНИГРИ, начнут истощаться только к 2025 году. Но для обеих компаний Удокан – прежде всего долгосрочный инвестпроект, способный сразу на $1 млрд повысить их капитализацию.
Подобная перспектива выглядит заманчивой и для РМК, но в компании реально оценивают свои силы. Только на доразведку месторождения и создание инфраструктуры на начальном этапе потребуется лет пять-семь и $500–800 млн. Заемные средства в таком объеме холдингу, оборот которого в 2004 году составил чуть больше $900 млн, получить будет непросто.
К тому же победитель предстоящего аукциона, по-видимому, определен. Недавно «Норникель», который готовится к слиянию с госкомпанией АЛРОСА, получил лицензии на разведку и разработку месторождений вблизи Удокана: в течение ближайших двух лет он планирует вложить туда более 2 млрд руб. После этих затрат, да еще при финансовой поддержке АЛРОСА, «Норникель» едва ли упустит Удокан.
Испытание ценойУдача конкурента для РМК становится мощным стимулом развития. «С Удоканом рынок постепенно начнет расти, следом будем стремиться расти и мы, чтобы сохранить свою долю»,– говорит Ханин. В прошлом году РМК получила контроль над 14% рынка (130 тыс. тонн произведенной меди), не отняв их ни у «Норникеля», ни у УГМК: это произошло в рамках дефицита, который образуется на российском рынке из-за ежегодного роста спроса на медную продукцию примерно на 15%.
Чтобы не утратить своих позиций, РМК будет удовлетворять растущий спрос на медь последних переделов: из такой меди изготавливают продукцию, востребованную в строительстве, электротехнике, самолетостроении и прочих технологичных областях. Таким образом, компания даже может потеснить из наукоемкой ниши «Норникель» и УГМК, которые производят в основном медь промышленного качества.
В дальнейшем же, по словам Щибрика, инновации, которые применяет РМК, должны стать инструментом, повышающим стоимость компании. К 2008 году РМК намеревается поднять ее настолько, чтобы не продешевить на IPO.
Аналитики же скептически оценивают шансы холдинга на успех: они считают главным преимуществом в таком крупномасштабном и капиталоемком бизнесе, как медная отрасль, не инновационную модель, а размер компании и размах ее деятельности. Аналитику ИК «Проспект» Ирине Ложкиной не верится, что маленький игрок способен выжить в металлургии – вотчине больших корпораций. Тимоти Маккатчен предполагает, что со временем РМК «сойдет с дистанции», так как не сможет привлекать достаточно финансовых средств для развития.
В любом случае настоящего испытания на прочность холдинг, появившийся на пике мировых цен на медь, пройти еще не успел. До 2008 года цены на этот металл, тонна которого сейчас стоит около $4 тыс., неоднократно снизятся. Тогда и станет ясно, насколько инновационная модель РМК конкурентоспособна по сравнению с традиционными, но давно и надежно работающими компаниями.