Очевидно, воодушевившись прозвучавшими на позапрошлой неделе похвалами в адрес президентской пунктуальности, Ельцин и на прошлой неделе продемонстрировал точность, достойную германской железной дороги: ровно 1 сентября, в первый день осени, обещанная и исполненная артподготовка сменилась обещанной же атакой. Предварительно посетив расквартированных под Москвой воинов Таманской и Кантемировской дивизий и пообщавшись с воинами ко взаимному удовольствию и (возможно) к некоторым взаимным обязательствам, Ельцин издал указ о временном отрешении от должности обоих антагонистов коррупционного скандала — и вице-премьера Шумейко, и вице-президента Руцкого.
Формальная сторона вопроса, конечно, вызывает нарекание сразу двоякого характера. С одной стороны, президента уже не раз порицали за тактику разменов, указывая, что до сих пор проводимые им размены фигур носили явно неэквивалентный характер — такого рода попреков можно ждать и теперь. С другой стороны, Конституция не знает и вообще такой меры, как временное отстранение от обязанностей, и уж тем более порядка применения такой меры к вице-президенту, законные способы устранения которого вообще прописаны с редкостной невразумительностью, порождающей у Руцкого острое чувство безнаказанности, а у Ельцина — не менее острое желание изыскать-таки способ наказания.
Говоря о тактике размена, следует учесть, что ее выгодность зависит от двух факторов. Во-первых, размен зависит от общей тактической ситуации: атакующей стороне, которая обыкновенно имеет некоторый перевес в силах, размен более выгоден, поскольку с общим уменьшением количества фигур относительный перевес атакующей стороны возрастает. В нашем случае этот принцип более или менее действует: президентская команда достаточно сплочена (по крайней мере на период атаки) и утеря одной фигуры не играет такой роли, как в случае с хасбулатовско-ФНСовской командой, успевшей в августе изрядно между собой переругаться. Во-вторых, при размене имеет смысл оценивать позиционную силу фигур: и так запертый в углу ферзь Шумейко объективно был куда слабее, чем "бешеный ферзь" Руцкой, носящийся по доске и делающий неприятельскому королю беспрерывные шахи. Учебники шахматной игры советуют менять свою плохую (т. е. плохо стоящую) фигуру на хорошую (развитую, активную) фигуру противника — что и было сделано.
Конституционно-правовая — в отличие от чисто шахматной — сторона вопроса представляется куда более запутанной. В случае с Шумейко, конечно, необходимо было формальное согласие премьера Черномырдина на временное замораживание вице-премьера, но нет сомнения, что за этим дело не станет, и, возможно, премьер будет так добр, чтобы для вящего приличия дать согласие даже и задним числом — ведь Черномырдин так любит Шумейко, что вполне одобрил бы заморозку вице-премьера не только на время, но даже и до трубы архангельской. Сложнее дело с Руцким. В Конституции нет прямого запрета на морозильные действия Ельцина, но общеправовой принцип гласит, что публичная власть (в частности, президент), в отличие от граждан, имеющих право делать все, что прямо не возбранено законом, вправе, напротив, делать лишь то, что прямо разрешено законом, а значит, президент не имеет права выступать в роли рефрижератора. Однако та же правовая логика применима и к Руцкому: согласно Конституции, он имеет право (и обязанность) лишь выполнять конкретные поручения президента и замещать его в случае невозможности выполнения тем президентских обязанностей. При отсутствии ельцинских поручений Руцкой имеет право лишь вести частную жизнь, всячески чураясь жизни публичной — чего он, однако, не делает. В результате в рамках данной логики возникает правовой парадокс: Ельцин не имеет права унять Руцкого за поступки, которые тот совершать тоже не имеет права.
В случае, когда писаный закон безмолвствует, возможны два варианта. Можно явно признать, что уважение к Конституции предписывает не препятствовать в нарушении Конституции ни Руцкому, интригующему против президента, ни Ельцину, который не пресекает интриг против главы государства и тем самым не исполняет своих собственных обязанностей главы столь бестолкового государства. Апология столь парадоксальной конструкции вряд ли была бы по плечу даже КС, и остается второй вариант, в более общем виде в связи к конституционным кризисом предложенный ельцинским легистом проф. Алексеевым: честно признать, что в данном случае закон безмолвствует, и — поскольку государство не может вообще отказаться от правового регулирования столь первостепенного вопроса — использовать для развязки коллизии нормы естественного права. Для чего необходимо нарушить принцип "президент вправе делать лишь то, что ему прямо предписано". Вообще говоря, иного выхода из ситуации история права вовсе не знает, ибо иначе получалось бы, что de facto Конституция признает за вторым лицом государства право на мятеж (напророчив всероссийскую забастовку с целью свержения антинародного режима, Руцкой направился к шахтерам в Воркуту на предмет практического осуществления своего пророчества), а при наличии такой оригинальной нормы не очень понятно, зачем такая Конституция вообще нужна. Наряду с естественным Ельцин, очевидно, использовал и доступные всем гражданам нормы обычного права — и хрестоматийное "Тебя посодют, а ты не воруй", и принцип, согласно которому подчиненный (вице-президент) должен соблюдать некоторый minimum minimorum лояльности к начальнику (президенту).
В итоге Руцкой, который на прошлой неделе был вынужден доказывать, что он отнюдь не лихоимец, а, напротив, народный борец, теперь вынужден будет объяснять, что он не замороженный, а вполне тепленький, — что, вероятно, означает полный конец вице как политической фигуры. Комбинация была бы идеальной, если бы не одно "но": в случае каких-либо неприятностей с президентом (все под Богом ходим) держава либо остается вообще без правильного наследника, либо действие заморозки прекращается и на престол вступает размороженный наследник — какой из вариантов хуже, даже и понять трудно.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ