Яйцо и Возрождение

Иногда приходится водить иностранных архитекторов и критиков по современной московской архитектуре. Это унылый процесс — и они унывают, и тебя заражают. Не то, чтобы им все так уж не нравилось — нет, у них примерно то же, если говорить о среднем уровне. Но где дерзание, где прорыв? Они его не видят и унывают. Когда этот процесс доходит до опасного уровня, есть только один выход. Их надо вести к яйцу Сергея Ткаченко. У них там челюсть отвисает. Такого нет нигде в мире.

Это дом, построенный на углу улиц Машкова и Чаплыгина в форме яйца Фаберже.

Яйцо это, по рассказам Сергея Ткаченко, они придумали в разговоре с Маратом Гельманом в 2000 году. Проект делала группа "Обледенение архитекторов" (Илья Вознесенский, Алексей Кононенко, Вера Самородова и Анна Шевченко), которая тогда работала в мастерской Ткаченко, и это был проект родильного дома в Вифлееме. Это был довольно крупный родильный дом. Построить его там не удалось. Потом его попытались построить в Москве, на Патриарших прудах. Тоже не вышло, вместо него построили дом "Патриарх". В 2004 году оно приземлилось на улице Машкова. Сильно уменьшилось в размерах, и вместо большого четырехэтажного дома это теперь двухэтажный особняк. Но он построен. Дом в форме яйца Фаберже.

Это такая архитектура, что ее сначала невольно начинаешь сравнивать с прототипом. Думаешь, что настоящие яйца Фаберже — они как-то потоньше. Есть в них, образно выражаясь, какая-то ювелирность. А здесь как-то все это грубовато получилось. Гигантские волюты-ножки, на которых держится яйцо, скорее напоминают что-то такое древнерусское. Шапочка-крыша яйца с мансардными окнами отделена карнизом опять же почти древнерусского по примитивности рисунка профиля. Так это можно довольно долго разбирать, и это даже увлекает, пока не соображаешь, насколько это абсурдное занятие — сравнивать здание с ювелирным изделием.

Вы знаете, вообще-то это огрубление — оно не случайное. Вот эти белые архитектурные детали, этот красный цвет стен... Даже в самой примитивности рисунка вдруг начинает чудиться что-то знакомое. Что-то такое кремлевское. Это яйцо напоминает Кутафью башню московского Кремля. Яйца Фаберже делались для императорской семьи, и архитектор решил не только воспроизвести само яйцо, но и передать вот этот имперский акцент ювелирного изделия. Гордое, государственное, кремлевское Яйцо.

У меня много раз не получалось понятно объяснить, в чем замысел этой вещи. Почему человек живет в яйце? В каком смысле? Как знак государственного величия в частной жизни? Как зародыш будущего величия? В этом есть что-то нелепое.

Вообще-то и в идее родильного дома в Вифлееме в форме яйца было что-то несуразное. Не знаю, в каком состоянии господа Ткаченко и Гельман пришли к этой мысли, но здесь чувствуется какой-то безумный полет фантазии. Как-то у них получалось, что в начале нового тысячелетия многие роженицы захотят родить именно в Вифлееме, а потом это установится как традиция и учреждение будет приносить большую прибыль. Хотя по смыслу ассоциация родов, Вифлеема и яйца Фаберже какая-то диковатая — Христос хотя и родился в Вифлееме, но не из яйца; яйца Фаберже не рождественские, а пасхальные — все тут как-то мимо. Но, возможно, это даже и сработало бы, женщины и их мужья перед рождением детей нервничают, принимают неожиданные решения, и в принципе кому-то могло бы показаться, что в Вифлееме — это самое то.

Так или иначе — не вышло, а то, что вышло, по смыслу совсем непонятно. Но что интересно, никого это как-то не смущает. На яйцо все реагируют с удивленным энтузиазмом. Поразительный, ни на что не похожий объект, местная достопримечательность.

У меня не получалось объяснить, в чем замысел этой вещи, пока однажды по случайной ассоциации вещей мы с одним моим знакомым не набрели на нее через четверть часа после того, как обсуждали книжку Михаила Пыляева "Замечательные чудаки и оригиналы". Это занимательное чтение, и там в основном про москвичей. И по ее прочтении возникает стойкое убеждение, что Москва — это было такое место, где принято чудить. Чудить — делать что-то такое яркое, заметное, чего никто не делает, и совершенно бессмысленное, просто для собственного удовольствия. Каждый, кто ее читал, я думаю, испытывал некоторое разочарование от того, что все это осталось в прошлом, в XIX веке, а с превращением Москвы в столицу первого в мире социалистического государства чудить в индивидуальном порядке перестали, предпочитая массовые формы. Дело в том, что в этих чудачествах была какая-то яркость и острота жизни. Так вот я вам скажу, в чем смысл этого дома-яйца. Знаете, в самой встрече Ткаченко с Гельманом есть что-то от встречи Манилова с Чичиковым. "И тут у них почему-то стал строиться родильный дом в Вифлееме, причем непременно в форме яйца". Это яйцо — памятник великого Ренессанса. Московские чудачества возродились.