Событие недели — "Двойная жизнь Вероники" (La double vie de Veronique, 1991) Кшиштофа Кесьлевского, поляка, которого можно назвать первым режиссером объединенной Европы (14 марта, "Культура", 0.20, ****). Кесьлевского обычно называют католическим режиссером, иногда — католическим мистиком, как будто бы этих формул достаточно, чтобы объяснить его творчество. Да, он экранизировал десять заповедей, но никогда не был моралистом: его Бог играет с людьми, непредсказуем и непостижим. Случай — один из главных героев его фильмов. В "Двойной жизни" долгое время непонятно, куда клонит режиссер, рассказывая историю двойников, двух Вероник: одна — певица из Кракова, другая — преподаватель музыки во французском городе Клермон-Ферран. Они не знакомы, но смутно чувствуют, что "не одиноки". Они встретятся, не догадываясь о том: приехав в Польшу, француженка окажется на охваченной беспорядками площади, по которой пробежит ее "сестра", и даже сфотографирует ее. Но эта встреча-невстреча окажется роковой. Ну да, устами кукольника-медиума Кесьлевский даст в финале как бы объяснение истории, столь же загадочное, как и она сама: дескать, Бог, как кукольник, делает дубликаты своих созданий, так, на всякий случай. Зато испанец Алехандро Аменабар, хотя и получил "Оскара" за "Море внутри" (Mar adentro, 2004), блистательно провалил затеянный им диспут о жизни и смерти (16 марта, "Культура", 23.00, **). Когда какая-то тема становится модной, "медийной", она неизбежно девальвируется: так произошло в "Море" с темой эвтаназии. Герой-моряк, с какой-то дури нырнувший со скалы во время отлива и с тех пор прикованный к постели, 30 лет борется за право умереть. Человек в таком состоянии имеет право быть невыносимым, но страсть Рамона поучать всех окружающих делает его не очень приятным героем. Тем более что Хавьер Бардем не собирается слишком уж страдать на экране в ущерб своему романтическому имиджу. Желая взглянуть на проблему стереоскопически, Аменабар перегружает фильм персонажами, высказывающимися на тему эвтаназии, но количество персонажей в инвалидных креслах, неуклонно увеличивающихся на экране, может спровоцировать зрителей разве что на циничный смех, но никак не на слезы сочувствия. "Хорошая жизнь" (La vie de chateau, 1965) Жан-Поля Раппно доставляет кристально чистое удовольствие, какое умеют доставлять лишь французские комедии 1960-х (14 марта, "Культура", 21.00, ***). При генерале де Голле войну было принято снимать лишь в двух регистрах. Или героические эпопеи с "бронзовыми" героями. Или фильмы а-ля "Большая прогулка": нелепые, но симпатичные обыватели лихо дурят карикатурных фрицев, разрешая попутно личные проблемы. Именно в таком духе выдержана "Хорошая жизнь". Владелец нормандского замка Жером женится по любви на дочери фермера: она страстно мечтает о Париже, куда мужа совсем не тянет. Впрочем, скоро в замке начинается полный бардак. Мари строят глазки и немецкий майор Клопшток, и сброшенный на парашюте красавчик Жюльен, эмиссар де Голля. В общем, Жерому ничего не остается, как прихватить жену и отправиться-таки в Париж: на броне танков генерала Леклерка. Юмор же Кевина Смита, автора "Клерков-2" (Clerks II, 2006), озадачивает (17 марта, "Первый канал", 3.05, ***). Как и в первых "Клерках", здесь действуют две парочки героев, то ли образцовых представителей "поколения Х", тихо саботирующих общество потребления, то ли просто кретинов. Данте и Рэндал жарят гамбургеры в фастфуде. Джейк и Молчаливый Боб круглые сутки подпирают стену, делая вид, что торгуют наркотиками. Они сравнивают "Звездные войны" с "Властелином колец": пересказ-пантомима трилогии Питера Джексона — один из лучших моментов фильма. Однако все это бледнеет по сравнению с главным аттракционом Кевина Смита: заказав себе аттракцион под названием "Животный секс", герои становятся свидетелями гнусного насилия, которому амбал в садомазохистской сбруе подвергает ни в чем не повинного ослика.
