концерт классика
По уже складывающейся традиции Теодор Курентзис и оркестр Musica Aeterna Новосибирского театра оперы и балета отметили в Большом зале консерватории (БЗК) день рождения Святослава Рихтера. На этот раз — Бетховеном, исполненным на жильных струнах. ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА не узнала классика, но нисколько не огорчилась.
Всякий приезд новосибирского коллектива Теодора Курентзиса встряхивает музыкальную жизнь Москвы. Особенно на этот раз — когда они приехали с особенно большой программой. Уже прошло концертное исполнение "Богемы" Пуччини. В ближайшие дни — два "масочных" спектакля: "Свадьба Фигаро" Моцарта и "Леди Макбет Мценского уезда" Шостаковича. А для начала сыграли Бетховена, собравшего полный зал, в котором было немало новой для БЗК публики,— очень уж горячо хлопали между всеми частями.
Программа бетховенского вечера, которую вполне в традиции европейских аутентистов подробно откомментировал в буклете сам маэстро Курентзис, состояла из Скрипичного концерта и Пятой симфонии — самых что ни на есть хрестоматийных вещей, которые новосибирцы сумели сделать совершенно неузнаваемыми.
В первом отделении им отменно в этом помогала известная немецкая скрипачка Изабель Фауст. Она, как и оркестр, играла на жильных струнах легким безвибратным звуком, безо всякой душещипательности, но очень тонко, подробно, гибко и оперативно, моментально меняя оттенки и настроения, не боясь резкостей и, наоборот, тихих, почти шепчущих нот и демонстрируя полное взаимопонимание с дирижером. Пожалуй, таковое впервые у него обнаружилось с солистом-инструменталистом. До этого момента лучшими соратниками господина Курентзиса в его очень индивидуально осмысленных и совершенно бескомпромиссных аутентичных исканиях все же были певцы. Впрочем, в данном случае сольная скрипка скорее пела и разговаривала, чем играла в привычном понимании этого слова.
Концерт был исполнен со специально откорректированной оркестровой партией и совершенно неожиданной сольной каденцией в редакции Вольфганга Шнайдерхана, где под тихие удары литавр скрипка уносится в какие-то ренессансно-танцевальные дали. Но, конечно, и без этого радикальное исполнение новосибирских аутентистов имело бы мало общего с привычной забронзовевшей версией сочинения.
Еще сложнее было стряхнуть пыльный романтический пафос с Пятой симфонии, где, как известно из школьной программы, "судьба стучится в дверь" и все говорит о том, что нет в жизни счастья. Но и с этим господин Курентзис справился. План своих реконструкторских и одновременно экспериментальных действий, подкрепленный источниковедческими изысканиями, он детально описал в буклете. Оттуда следовало, что симфония им исполняется в оригинальных бетховенских темпах, которые композитор в свое время проставил, делая редакцию для издательства Breitkopf & Haertel, и которые с тех пор — в связи с укрупнением оркестровых составов и общей помпезностью исполнительских трактовок — сильно замедлились. Да и знаменитые первые ноты должны звучать не совсем в том ритме, к которому мы привыкли. А если еще посадить на сцене поменьше народу, своим количеством соответствующего бетховенским временам,— и вот уже начальная тема, повествующая о приходе судьбы, не наваливается всей своей безоговорочной тяжестью. И вообще, музыка оказывается совсем другой — взрывной, полетной, прозрачной, с отголосками барочной еще эстетики и совсем не безрадостной. Хотя последнее обстоятельство, наверное, в издании Breitkopf & Haertel не указано.