В прокат вышел фильм "Индиго", в котором коварные взрослые пытаются извести или хотя бы прибрать к рукам паранормальных подростков, известных в последнее время в научно-популярной публицистике как "дети индиго". Чуть не посинела во время просмотра ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Хотя "Индиго" выходит с рекламным слоганом "Будущее не остановить", "дети индиго" не столько будущее, сколько уже сползающая с пика моды телевизионная сказка, такая же, как летающие тарелки, Бермудский треугольник и лох-несское чудовище. Да и по зрелищности "Индиго" недалеко ушло от телевизионного научпопа, так что считать его нашим ответом сказочным американским блокбастерам про гиперодаренных подростков, способных вскипятить чайник усилием мысли, не совсем корректно — у нас нет бюджетов для по-настоящему фантастических аттракционов, а главное, задача сделать фильм-сказку и не ставилась.
Поначалу вообще можно подумать, что "Индиго" будет снято в настолько реалистическом ключе, насколько это возможно при такой тематике: титрам предшествуют псевдодокументальные кадры, где исследователи заставляют забитого мальчика телепатически двигать по столу спичечный коробок, в конце выяснится, что это не просто ученые, а, разумеется, сотрудники родимых спецслужб. Свою толику реализма добавляет телеведущий Андрей Малахов, в роли самого себя беззаботно щебечущий с телеэкрана: "Так кто же они, эти вундеркинды цвета фиалки?" Из малаховской передачи неосведомленный зритель может получить краткую справку о том, что "индиго" называются так по синему цвету ауры, а потом в теледебатах о том, что же с этими детишками делать, сталкиваются два разнополых профессора. С одного взгляда видно, что они такие же профессора, как я — Анастасия Волочкова, и взятый было курс на реализм несколько теряется. Мужского профессора из центра "Доверие" изображает Гоша Куценко, украшенный аккуратной круглой плешью, очками в толстой оправе и в кои-то веки весь фильм занимающий позицию пассивного бездействия и разговаривающий интеллигентным педагогичным тоном. Женский профессор (Мария Шукшина), руководящий гимназией для одаренных детей, вызывает смутные подозрения в скрытом фашизме уложенными в стилистике Третьего рейха волосами и воодушевленными интонациями, которые достигают предела, когда профессорша пытается соблазнить главного из "индиго" "сделать мир честнее, лучше, справедливее".
Предводителя небольшой горстки "индиго", пытающихся выживать в мегаполисе, играет унаследовавший известную долю фамильной дедовской красоты и отцовской томности Иван Янковский. Его дар, в отличие от полезной способности одного из его приятелей сканировать ауру игральных автоматов, не имеет очевидной практической направленности: он мысленно перевоплощается в других людей, даже в коллег-"индиго", и переживает их ощущения, в том числе в момент смерти. Она угрожает всем "индиго" от рук демонического персонажа фильма (Артем Ткаченко), слегка тронувшегося умом сотрудника службы доверия, обитающего в помещении заброшенного пивзавода и получающего указания от неопознанной голографической головы из компьютера: "Лидера их не убивай, он нужен живым".
Артем Ткаченко с его педофильскими ужимками и бормотанием юродивого, пожалуй, лучший и самый запоминающийся актерский образ в "Индиго", хотя в фильме, где фигурирует Михаил Ефремов, быть лучшим кому-то еще непросто. На этот раз трудолюбивый артист Ефремов пригодился в роли милиционера, которому посчастливилось быть отцом главного героя. Намечается, что ли, какая-то мода на родителей-милиционеров в молодежном кино? Так, в недавних "Стритрейсерах" юную гонщицу крышевал папа — полковник ГИБДД. Видимо, молодежь теперь такая пошла, что без своей милиции в доме ее не обуздать, и в "Индиго" служебное положение отца тоже оказывается полезно: он может пробить охотника на "индиго" по милицейской базе и поехать выручать сына на машине с проблесковым маячком. Папа, однако, приезжает, уже когда сын и его девушка сами разобрались с обидчиком, и милиционеру остается лишь воплощать в "Индиго" добродушный, но недалекий здравый смысл и обижаться (вполне, кстати, справедливо) на бестактные рассказы директрисы гимназии о том, что даже у самых слабеньких, вырождающихся мушек-дрозофил иногда парадоксальным образом рождается сногсшибательное потомство, принадлежащее уже к новому виду.
Удобно было бы подхватить аналогию и пошутить, что и у самых слабеньких, нежизнеспособных режиссеров иногда рождается кинематограф будущего, но "Индиго" не тот случай, наверное, потому, что режиссер Роман Прыгунов еще не достаточный вырожденец. Его довольно радикальный эксперимент "Одиночество крови" пять лет назад вызывал раздражение вычурной эзотеричностью киноязыка, но все же содержал несколько кадров, которые до сих пор нелегко выкинуть из памяти. В "Индиго" тоже встречаются приятные визуальные моменты, которых, возможно, и недостойна дубовая драматургия Алексея Тимма и Валентина Спиридонова, например, отлично смонтированная сцена погони, где герой уезжает от маньяка на скейтборде по эскалатору метрополитена и, продравшись сквозь толпу спартаковских фанатов, успевает показать средний палец расплющившемуся об стекло вагонной двери преследователю. Но даже в самые бойкие и динамичные минуты "Индиго" никак не тянет на то, чтобы определять передовые тенденции и в разы превосходить среднестатистический коэффициент режиссерского умственного развития.