Во вторник "Сиротливый Запад" знаменитого ирландского драматурга Мартина Макдонаха в постановке "Драматического клуба" закрыл "Пражский сезон" на сцене театра имени В. Ф. Комиссаржевской. В спектакле Ондржея Сокола ТАТЬЯНА ДЖУРОВА обнаружила истовую преданность заветам психологического театра.
Действие "Сиротливого Запада" протекает в комнате с обшарпанными стенами и старой, потертой мебелью. Единственные вкрапления цвета — аляповатые фигурки святых на полках, которыми Вален, один из братьев-врагов, обозначает свою территорию. Под стать интерьеру братья — пара непрезентабельных дядек за сорок. То, что режиссер состарил Валена и Колемана, придало особую пикантность их отношениям, где нашлось место не только злобе, но и игре.
Заключительную часть "Каннемарской трилогии" относят к "натуралистическим" пьесам Мартина Макдонаха. И действительно, человек здесь — продукт среды, другое дело, что у Макдонаха фантастичны и среда, и связывающие людей отношения. Люди здесь ходят на похороны, чтобы натрескаться халявных пирожков и потаращиться на симпатичных монашек. Девчачья футбольная команда дисквалифицируется в полном составе за то, что проломила череп вратарю соперниц. Считается нормой засадить пулю в лоб собственному папе из-за того, что он нетактично отозвался о твоей прическе, или воткнуть серп в череп собственной жене. Однако сам Макдонах не пускается в причитания по этому поводу. Для этого у него в пьесе есть священник-пьяница Уэлш. Безнадежно уставший, со сникшим в неизбывной печали лицом, пьющий самогон в режиме нон-стоп, равнодушно, как воду. Ирония образа священника в том, что ему не хватает чуткости. Умирая, он бросает на произвол судьбы грубоватую школьницу Герлин (Ида Совова) — единственное существо, чью жизнь он действительно мог бы изменить к лучшему.
Яромир Дулава и Марек Тацлик сыграли виртуозов по части семейных распрей. Когда читаешь пьесу, они кажутся близнецами. В спектакле долговязый Колеман всегда на полшага впереди простоватого крепыша Валена по части издевательств над ближним. Расставляет ему эмоциональные ловушки и, пока тот бесится из-за того, что девушка дала не ему, невозмутимо поедает дармовые чипсы. Вален ревет и бросается на брата, как бешеный бык, а Колеман, дразнясь, бегает от него вокруг стола. Отношения лысых, потертых дядек напоминают детские. Мутузят они друг друга и барахтаются, сцепившись, в разбросанных по полу чипсах, уж точно, как подростки. Их инфантильное соперничество — узнаваемо "достоевская" история, где любовь способна себя проявить только в виде регулярных кухонных свар. Но при этом актеры играют так, что многолетние ненавистнические отношения братьев кажутся свежими, как в первый день творения.
Исповедь братьев, которой они хотят ознаменовать начало новых отношений, быстро превращается в увлекательную игру. Соперники берут друг друга "на слабо", так красочно расписывая тайные преступления друг против друга, что знаковая мизансцена в финале — садовые ножницы Валена упираются в горло Колемана, а ружье Колемана в живот Валена — абсолютно закономерна.
"Драматический клуб" сравнивают с нашим Малым драматическим не зря. Актеры работают на жестком самоограничении, не позволяя репризам, на которые провоцируют вкусные сардонические остроты, нарушить целостность образов. Реакции и оценки актеров остры, точны и уместны. Колеман отдает поминальные пирожки брату, с сожалением подбирая пальцем оставшиеся крошки. Уэлш, прежде чем броситься разнимать дерущихся братьев, молниеносным движением подхватывает падающие со стола бутылки самогона. Ондржей Сокол понимает, что мастерство режиссера не в том, чтобы поменять действия местами или выпятить символы, которые у Мартина Макдонаха так искусно вплетены в сюжет, что едва заметны, а в том, чтобы внятно показать динамику отношений. В спектакле нет эффектных приемов, которые работали бы в обход актерских средств. Для режиссера пьеса оказалась своего рода "заветом", который он исполнил со скрупулезной точностью, включая самые незначительные ремарки. Принципу правдоподобия следуют во всем. Когда на сцене зажигают духовку плиты, из третьего ряда слышно, как она гудит. Когда Вален требует, чтобы Колеман предоставил ему доказательства того, что именно он убил собаку, тот приносит что-то действительно напоминающее уши ирландского сеттера. И даже стреляют здесь как будто по-настоящему, оставляя изрядную дыру в плите.
Мартин Макдонах назвал пьесу "Сиротливый Запад", потому что этот самый Запад у него — богооставленный. И потому не так уж абсурдно, что для кого-то фарфоровые статуэтки или плита могут быть дороже жизни брата или своей собственной, не говоря уж о соседях.