В Русском музее открылась выставка Юрия Хржановского (1905-1987), ученика всех сразу лидеров русского авангарда, до конца жизни сохранившего в творчестве дух 1920-х годов. С творчеством живописца, клоуна, звукоимитатора и патриарха художественной династии, включающей сына (знаменитого аниматора Андрея Хржановского) и внука (кинорежиссера Илью Хржановского), знакомился МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ.
Даже для 1920-х годов, когда молодые художники переходили, словно меняя религию, от учителя к учителю, траектория Юрия Хржановского уникальна. Вырос в Иркутске, переехал в 1922-м в Петроград, поступил в мастерскую Кузьмы Петрова-Водкина. Через год ушел к Казимиру Малевичу, еще через год — к Михаилу Матюшину. В 1925-м вошел в группу Павла Филонова "Мастера аналитического искусства" (МАИ). Каждый учитель был догматичен, полагая, что открыл единственно верный способ видения мира. Но, пережив их теории, Юрий Хржановский чудесным образом избежал и эстетического сектантства, и эклектизма, оставшись самим собой — достойным, пусть и не первого ряда, художником-экспрессионистом.
Наверное, от догматизма его спасала непоседливость: черта характера, ставшая эстетической характеристикой. Соратники по МАИ вспоминали, как, Хржановский, устав выписывать огромных (3 на 4 метра) "Сибирских партизан" (1927), сбегал от Филонова, оставив вместо себя на лесах, под потолком ленинградского Дома печати, пиджак и сапоги, чтобы отсутствие их владельца не заметили как можно дольше.
Убегал он в клубы, где выступал в жанре звукоимитации. Разносторонне одаренный, он не стал выбирать между живописью и сценой, с видимой легкостью совмещая их. Поступал в Консерваторию по классу гобоя, играл в "левом" театре Игоря Терентьева и в фильмах, включая "Женитьбу" (1935) Эраста Гарина и Ханны Локшиной и "Мы с вами где-то встречались" (1954) Николая Досталя и Андрея Тутышкина. В 1939-м был, вместе с Аркадием Райкиным, лауреатом первого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. На архивной фотографии он — на сцене театра "Эрмитаж" в костюме огромной ушастой собаки.
В годы войны мотался по фронтам с концертными бригадами — гастрольные разъезды продолжались до 1970-х. Озвучивал мультики: "Серую шейку", "Маугли". Его голосом "говорит" в фильме Станислава Ростоцкого "Белый Бим". Даже выступал в цирке: на очень печальном автопортрете он — в клоунском гриме. Впрочем, не отделаться от мысли, что и отъезд в 1938-м в Москву — играть в джаз-бэнде, и гастроли, и цирк — все это были попытки обмануть судьбу, запутать следы, спрятаться там, где никто не стал бы ловить "формалиста". В 1970-х он выплеснул ужас террора и войны в циклах памяти Всеволода Мейерхольда, жертв лагерей и блокады, включая Павла Филонова. Живопись, слишком обнаженная и гротескная, чтобы судить о ней в категориях эстетики, — и несомненный гражданский поступок.
Но свой шедевр он создал изумительно рано — в 22 года. "Сибирские партизаны", навеянные воспоминаниями о вступлении "красных" в Иркутск — одна из самых сильных и странных картин 1920-х. Гражданская война была слишком памятна во всей своей величественной жути, еще не покрылась глянцем соцреализма. "Партизаны" сродни прозе Андрея Платонова, "России, кровью умытой" Артема Веселого. Вышедшие из тайги партизаны — почти что и не люди: то ли зомби с содранной кожей, то ли ожившие корявые деревья: такие страшные стволы Хржановский будет писать в 1960-х. Рядом вообще отродье кошмарного сна: ходячий скелет собаки, тянущийся к тазу, в котором стирает столь же жуткая прачка.
Если фигуры написаны по принципам филоновского "аналитизма", но без шизофренически избыточной филоновской дробности, то мир вокруг живет по иным законам. Синие тени на снегу, как у Игоря Грабаря. Почти лубочные деревенские сценки на заднем плане. Выгнувшаяся кошка в чердачном окне — почти анимационная: в 1970-х она вернется в графику Хржановского, как один из символов кошмарного века.
Но ужасное и гармоничное в творчестве Хржановского сосуществовало: радость живописи и музыки, вдохновлявшей его поздние абстракции, уравновешивала мрак истории. Безжалостно жесткая графика 1920-х и нежные акварели конца 1930-х. Забавные существа, выползшие на холст в картине, посвященной Паулю Клее, одному из "Павлов" (наряду с Филоновым и Пикассо), по Хржановскому, определивших развитие модернизма, и пляски лагерных скелетов в эскизах к картине "Ода к радости". Наверное, это и есть адекватный образ ХХ века, который, как ни старался, все-таки не убил радость творчества.