В Малом зале Филармонии прошел концерт, посвященный памяти Мстислава Ростроповича. Его сыграли виолончелист Александр Ивашкин и пианистка Ирина Шнитке. Сливкам советского музыкального академизма аплодирует ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Эти музыканты знали не Мстислава Леопольдовича, а Славу и совместным концертом отдали дань памяти не только коллеге, но и другу. Именно Мстислав Леопольдович настоял, чтобы родители Саши Ивашкина убедили свое дитя не завязывать с занятиями виолончелью. Позже знакомство солиста оркестра Большого театра Александра Ивашкина с композитором Альфредом Шнитке определило главный вектор его исполнительских поисков — современная музыка. Для Ирины Шнитке Мстислав Ростропович, мягко говоря, не чужой человек: ее муж написал для виолончелиста несколько крупных сочинений, они часто встречались, и не только по рабочим поводам. И все они входили в не слишком большую компанию "продвинутых" музыкантов своего времени, выдумывали и пробивали концертные проекты, пререкались с музыкальным начальством.
Сейчас вся эта прекрасная и небезопасная суета осталась в прошлом. Это подтверждает не только история, но и география: Александр Ивашкин руководит исполнительским факультетом в Univercity of London, Ирина Шнитке живет и работает в Германии. Но годовщина печальной даты собрала их в Петербурге с программой, состоящей из любимых Мстиславом Ростроповичем сочинений.
Открылся концерт пьесой Дмитрия Шостаковича Moderato 1933 года — эскизом к виолончельной сонате, так и оставшимся без окружения другими частями. Это редкий у Шостаковича пример самой сердечной лирики. Не "философской", как определяют лирику Шостаковича музыковеды, а чувственной, даже женственной. Продолжили первое отделение две большие и очень техничные сонаты для виолончели и фортепиано — Сергея Прокофьева и Альфреда Шнитке. Единственное, что вызвало сожаление при прослушивании, — это динамический дисбаланс на forte между двумя инструментами: рояль явно заслонял собой партнера. Но в остальном — самый высокий класс. Звук у господина Ивашкина сочный, легко меняет окрас согласно тончайшим нюансам синтаксиса. Его техника настолько непринужденная, что ее как бы вовсе не существует, словно в партии нет сложных мест, словно не нужно стараться. И это при том, что технические трудности в обеих сонатах — на каждом шагу, обе созданы не просто для виртуозов, но для виртуозов с аналитическим умом. С последним у обоих исполнителей тоже все в порядке. Они сумели так органично построить форму двух больших опусов, что у слушателя не возникало чувства интеллектуального утомления от обработки огромного количества, прямо скажем, непростой информации.
Второе отделение открыла знаменитая виолончельная соната Шостаковича, исполненная с той же виртуозностью и дисциплиной звука, что и все первое отделение. А вот в Эпилоге к балету "Пер Гюнт" Альфреда Шнитке Александр Ивашкин и Ирина Шнитке так разгорячились, что уже не они исполняли музыку, а она их. Энергия шнитковских кульминаций ввела музыкантов в такое возбуждение, что они едва не потеряли контроль над собой и над исполняемым текстом. Впрочем, их расформованная мясистость звука и совсем не филармонический драйв зацепили публику за самое живое, и аплодисменты после Эпилога грянули дружнее и продолжительнее всех предыдущих.
Под занавес прозвучала скорострельная Юмореска Мстислава Ростроповича — симпатичная пьеса, идеальная в роли бисового номера. Мстислав Леопольдович писал кое-что в молодости, когда он боготворил Прокофьева. И обнаруживая, что собственные опусы уж больно смахивают на манеру его кумира, отправлял их в мусорную корзину. Тем не менее Юмореска уцелела и очень уместно завершила концерт.