Вчера президент России Владимир Путин встретился с комиссаром Совета Европы по правам человека Томасом Хаммарбергом, который предложил президенту России провести административную реформу в сфере защиты прав человека в России и, по мнению специального корреспондента "Ъ" АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА, услышал от Дмитрия Медведева то, чего комиссару не стал говорить Владимир Путин.
— Рад вас приветствовать,— сказал господин Путин комиссару Совета Европы,— рад очередной встрече, знаю, что вы уже давно в России, что посетили ряд российских регионов...
Президент России имел в виду прежде всего, разумеется, Чечню (правда, господин Хаммарберг был и в Дагестане, и в Ингушетии), но уклончивость его была хорошо объяснима: он в самом начале разговора хотел дать понять комиссару, что Чечня ничем от других российских регионов, если что, не отличается. Разве что, может, особой, ни с чем не сравнимой стабильностью.
— Я думаю, вы заметили,— продолжил президент,— что мы пытаемся реагировать на ваши предыдущие замечания.
Я только успел подумать, что, наверное, просто не получается, как президент продолжил:
— Может, не все получается, тем ценнее ваша поездка, и я буду рад подискутировать.
У него, таким образом, на самом деле нет впечатления, что не получается, хотя теоретически он и допускает такую возможность и поэтому готов дискутировать и объяснять, почему на самом деле все получается как нельзя лучше.
Ей-богу, это была, может быть, самая лучшая из самых кратких протокольных речей Владимира Путина в Представительском кабинете Кремля.
Господин Хаммарберг сказал, что он и правда только что вернулся с Северного Кавказа и что хотел поделиться впечатлениями об этой поездке. (Не хотел ли он сказать, что Владимиру Путину полезно знать об этом, так как он бывает там реже, чем сам комиссар Совета Европы, которому положено совершать инспекционные поездки в такие регионы не реже раза в полгода?)
Кроме того, комиссар выразил желание поделиться тем, как "идеально организовать работу по соблюдению прав человека в стране в целом". То есть организация этой работы в России вообще-то близка к идеалу, но не совсем еще идеальна.
И наконец, Томас Хаммарберг хотел поговорить с Владимиром Путиным о "вопросах функционирования Совета Европы". Это был еще один подарок комиссара президенту: не так уж часто Владимира Путина просят поучаствовать в обсуждении международных проблем, и он просто вынужден проявлять инициативу в таких случаях.
Впрочем, особых иллюзий тут не должно было быть: Россия, как известно, финансирует деятельность этой организации, так что он имеет полное материальное право принимать активное участие в обсуждении проблем Совета Европы.
О том, что происходило в Представительском кабинете, после того как пресса демонстративно покинула его (впрочем, не по своей инициативе), мне рассказала участница этой встречи, председатель совета при президенте России по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека Элла Памфилова. По ее словам, господин Хаммарберг действительно обсудил с президентом страны все три темы.
Он говорил о том, что военные на Северном Кавказе во время своих спецопераций действуют грубо (хотя, правда, трудно представить себе военных, действующих мягко). Комиссар предъявлял факты гибели гражданского населения в таких операциях. Эти факты ему предоставляет уцелевшее в ходе этих операций гражданское население. Так что это, с чем нельзя не считаться.
Господин Путин с этим считался, хотя при этом говорил, что в отличие от прошлой встречи в том же составе комиссар ничего уже не говорит о пытках в Чечне.
Комиссар заявил, что жалоб на пытки в этот раз действительно не было, но при этом реакция на предыдущие жалобы его не удовлетворяет. Кроме того, не решается проблема идентификации тел погибших. (Элла Памфилова призналась, что она уже не может смотреть в глаза людям в Чечне, когда они спрашивают ее, закончится ли когда-нибудь история с Ростовской судмедлабораторией,— в ней еще со времени первой чеченской войны, то есть с 1995 года, хранятся тела погибших, которые нуждаются в идентификации.)
Владимир Путин соглашался и с этим и говорил, что проблема, кроме того, в том, что до сих пор не идентифицированы тела погибших российских военнослужащих и семей, которые поддерживали действия федеральных войск. То есть проблема, по его мнению, шире.
Впрочем, комиссар тоже с этим не спорил. Он, судя по всему, хотел только одного: чтобы она вообще перестала существовать.
Из разговора с другими участниками этой встречи выяснилось, что говоря об идеальной организации работы по соблюдению прав человека в России, комиссар имел в виду прежде всего усиление роли уполномоченного по правам человека в стране (Владимир Лукин участвовал в этой встрече и был бы, видимо, последним, кто стал бы с этим спорить) и особенно в регионах страны.
Кроме того, комиссар Совета Европы предложил административную реформу в этой сфере: на его взгляд, нужен человек, который координировал бы всю работу по соблюдению прав человека — и в исполнительных структурах власти, и в законодательных. И должности уполномоченного по правам человека при президенте тут, по мнению господина Хаммарберга, мало.
Владимир Путин расценил предложение именно как совет Европы, и не более. Хорошо, что не расценил как вмешательство во внутренние дела и так с трудом встающей с колен державы.
Ну и наконец, комиссар в очередной раз сказал все, что думал, о том, что Россия не ратифицирует 14-й протокол к Европейской конвенции по правам человека (этот протокол реформирует деятельность Европейского суда). И как подобает комиссару, господин Хаммарберг прямо спросил Владимира Путина, что тот может сказать по этому поводу.
И господин Путин, как рассказал "Ъ" один из участников встречи, тоже сказал все, что думает. А думает он, как выяснилось, следующее: комиссар с коллегами сейчас пойдет встречаться с Дмитрием Медведевым, который является, как известно, человеком более либеральных и демократических взглядов, потому что не несет груза прошлого, связанного с КГБ, так что вот пусть с Дмитрием Медведевым, а не с ним, Владимиром Путиным, они эту проблему и обсудят.
И ведь обсудили. Господин Медведев сначала высказался еще об одной поправке к Европейской конвенции, которая не устраивает российских переговорщиков: об отмене смертной казни. В России, как известно, действует мораторий на смертную казнь. Дмитрий Медведев сказал, что это очень сложная проблема и что она становится только сложнее, потому что в России в последнее время поднялась волна насилия, в том числе по отношению к детям. Он вспомнил и про Беслан и при этом добавил, что Россия все равно будет идти к полной отмене смертной казни.
Но, видимо, торопиться на этом пути не станет.
А насчет 14-го протокола выяснилось вот что: когда переговоры заходят в тупик, заявил господин Медведев, может, лучше всего начать эти переговоры с чистого листа.
А значит, в этой ситуации — отменить поправку и жить как раньше.
Таким образом, человек более либеральных взглядов порекомендовал комиссару как минимум то же самое, что не стал рекомендовать человек менее либеральных.