Отцы и тети

Литературную известность журналисту Борису Минаеву принесли книги "Детство Левы" и "Гений дзюдо", каждая — сборник почти автобиографических рассказов о детстве и взрослении в 70-х годах прошлого века героя по имени Лева Левин. О книгах Минаева с удовольствием писала газета "Первое сентября", в 2002 году "Детство Левы" получило премию "Заветная мечта", и вообще Минаева с несправедливой легкостью зачислили в детские писатели. На самом же деле книги его были адресованы не к детям, а к сегодняшним тридцати-сорокалетним, которые всегда рады порефлексировать по поводу советского детства. Новый роман Минаева "Ошибка доктора Левина" детской книжкой даже не притворяется.

Леве Левину — герой у Минаева все так же один — уже 45. Он разведен (жена и дети — в Америке), а на жизнь зарабатывает консультируя проблемных детей и их родителей. Он, как он сам неустанно напоминает, "не врач". Он — профессиональный болтун, превращающий свои полулегальные (официальной практики у психолога Левина нет) консультации в часовые разговоры за жизнь. Приходят к нему с детскими бессоницами и энурезом, но "Лева изучает не столько ребенка первым делом, сколько его родителей. Прежде всего, его мать. И в каких она отношениях с отцом". С этими матерями — и отцами иногда — у героя завязываются подчас слишком крепкие отношения. Не то чтобы у романа был сюжет — развиваться событиям мешает бесконечная рефлексия. Действие строится на сплошных флешбэках, жизнь была в прошлом, там были жена, дети, семья, сегодняшнего дня не существует. Вчера была настоящая любовь, а сегодня — беспорядочные половые связи, вчера была свобода, а сегодня — Путин по всем каналам, вчера — свои дети, сегодня — чужие.

К герою Бориса Минаева со всей его интеллигентской нерешительностью и сорокапятилетней никуда не годностью невозможно испытывать ни симпатии, ни антипатии. Лева Левин здесь — собирательный и уже достаточно потертый образ вчерашнего советского интеллигента, пытающегося вписаться и не вписывающегося в современность. "Лишний человек" из классической русской литературы, но не Печорин, а Обломов, заворачивающийся в халат от собственных страхов. Страхов настолько сильных, что заставляют героя мучиться бессонницей и просыпаться среди ночи. Сначала от ужаса потерять в далекой Америке собственных детей, а потом от более чудовищной угрозы — забыть их. "Вот это был страх — всем страхам страх. Он приходил как-то не снаружи, из головы, он вылезал изнутри. Лева никогда не успевал к нему подготовиться. Когда этот страх вдруг выскакивал, Лева крутил головой, задыхался, тер руками виски, стараясь как-то физически его отогнать". В итоге в забвение погружается сам герой — его "вымывает" из романа, и на финальных страницах он просто пропадает, был — и вдруг не стало. "Мы ему были больше не нужны", — пишет Минаев. На самом же деле это он нам не нужен.

М.: Время, 2008