В гостях у смерти

Когда фильм называют завещанием режиссера, это красивая, банальная, посмертная метафора. Жан Кокто (1889-1963), поэт, прозаик, художник, живой символ парижской богемы, которому великие друзья прощали даже кокетство с немцами в годы оккупации, говорил о "Завещании Орфея" как о своем завещании, еще не закончив съемки. В этом не было ни пафоса, ни трагизма, как не было кокетства в том, что Орфея сыграл сам Кокто. Он словно смотрел на жизнь уже с той стороны зеркала, сквозь которое его герои проникали в царство мертвых.

"Зеркала — это двери, через которые входит смерть" — знаменитая фраза из его "Орфея" (Orphee, 1950), второй части трилогии о поэте, начатой сюрреалистической "Кровью поэта" (Le sang d'un poete, 1930). В "Орфее" герой, сыгранный Жаном Марэ, многолетним возлюбленным и питомцем Кокто, записывал гениальные стихи, которые по радио диктовала ему сама Смерть. Смерть оказывалась прекрасной Принцессой (Мария Казарес), смотревшей на поэта влюбленными глазами, нарисованными на веках. А ее ангелы — мотоциклистами в черных кожанках: Кокто сочинил еще не прогремевших тогда "Ангелов ада". Они появятся и в "Завещании" лишь для того, чтобы попросить у поэта автограф: самоирония на удивление не покидала Кокто.

Однако по сравнению с "Завещанием" "Орфей" был вполне линейной историей любви, вечным мифом в современном антураже. Если же существует фильм, который можно назвать поэтическим, то это именно "Завещание". Вольный, но не бессвязный поток не связанных друг с другом образов, он не теряет целостности благодаря атмосфере, разливающейся по экрану с самого начала. Атмосфере волшебной южной ночи, ощущению, что в этой ночи, в которой возможно все, вот-вот произойдет, не может не произойти что-то чудесное. Узкие улицы, цыганские переборы гитары где-то в прикорнувшем на окраине таборе и величавый проход человека с конской головой. "Я чувствовал, что этот человек-конь не принесет мне добра", — замечает поэт, но тем не менее не может не последовать за чудной тенью. Револьверная пуля, пущенная в сердце, не убьет его, а швырнет сквозь зеркало во вселенную, где его встретят знакомые по "Орфею" Принцесса, Эртебиз (Франсуа Перье), ангел смерти, притворяющийся степенным шофером, и поэт Сежест, убитый в первом фильме черными мотоциклистами (Эдуар Дермит, последний любовник, приемный сын и наследник Кокто). Здесь поджидают поэта не только они одни. Ожившая статуя Минервы (Клодин Оже) пронзит его копьем. Цыгане, завывая, похоронят его, но он восстанет из могилы со светящимися глазами. Пренебрежет домогающимся от него ответа на загадку Сфинксом. Увидит бредущего мимо слепого Эдипа (Жан Марэ) и художника за работой (Пабло Пикассо). Услышит от ростовщика (Юл Бриннер): "Оставь надежду всяк, сюда входящий".

Жан Кокто собрал в "Завещании Орфея", как на собственных, радостных поминках, всех друзей, молодых и старых. Знаменитого тореадора Луиса-Мигеля Домингина и его жену, актрису Лючию Бозе, дягилевского наперсника Сержа Лифаря и Шарля Азнавура. И совсем еще юного Жана-Пьера Лео, воспитанника Франсуа Трюффо, прославившегося главной ролью в его "400 ударах" (1959): это поклон старого поэта в сторону одного из лидеров только-только нахлынувшей "новой волны". Ведь именно Трюффо отдал Жану Кокто все деньги, которые принес ему его дебют, чтобы он мог снять свое завещание.

"Завещание Орфея, или Не спрашивайте меня почему" (Le testament d'Orphee, ou Ne me demandez pas pourquoi, 1960)

"Налей еще" (Come Fill the Cup, 1951)

Фильм Гордона Дугласа начинается как агитка анонимных алкоголиков, но неназойливо, почти незаметно превращается в нуар с героем-репортером, вызывающим гангстерский огонь на себя. Если герои нуара обычно измучены виски, Лью Марч (Джеймс Кэгни) страдает из-за того, что уже пять лет не пьет ничего, кроме томатного сока, с которым неустанно экспериментирует подобравший его после алкогольной комы старикан Чарли (Джеймс Глисон). И еще потому, что по гроб жизни обязан владельцу газеты, взявшему его на работу, с которой ранее вышвырнул. Добродетель дается тяжело. Спасать от алкоголизма хозяйского племянника и наследника, композитора Бойда (Гиг Янг), еще и женатого на экс-девушке Лью, он берется с гримасой отвращения. На зрительское счастье, Бойд по пьяни успел жениться еще и на знойной певичке Марии Диего (Чарлита), любовнице местного пахана. Забросив проповеди, герой окунается в родную стихию шантажа и мордобоя. А гангстера карает, похоже, не за убийство друга, а за то, что тот предложил ему выпить. Из персонажей второго плана симпатичнее всех собака Бойда, сопровождающая хозяина в душ.

"Там, где кончается тротуар" (Where the Sidewalk Ends, 1950)

Этот шедевр — тот случай, когда слово "нуар" хочется перевести как "чернуха". Но чернуха — экзистенциальная, черная, как ночь, которой правят копы. Отто Преминджер, пессимист, необычайно трезво смотревший на жизнь, вывел на экран полицейского, еще не виданного в Голливуде. Марк Диксон (Дана Эндрюс) подвержен припадкам насилия. В самом начале фильма он забивает до смерти мелкого урку, пытаясь всего лишь разжиться информацией. Понимая, что это уже слишком, Марк долго, мучительно, хотя и очень рационально камуфлирует убийство под гангстерскую разборку. Когда же расследование поручают ему самому, а он влюбляется в Морган (Джин Терни), дочь попавшего под подозрение таксиста, Марк испытывает нравственный перелом весьма специфического свойства: чтобы спасти одного невиновного, перекладывает вину на другого. Этот другой — подлый "крестный отец" Скайлайз (Гэри Меррилл), так что порыв Марка вполне самоубийственного толка. Однако пожертвовать собой Марк готов, поскольку ценит свою жизнь не дороже, чем чужую.

"Полиция" (Police, 1985)

Морис Пиала (1925-2003) любил и умел снимать поток жизни, мутноватый, губящий любые прекрасные порывы, обыденный и жестокий, будь то жизнь гения ("Ван Гог", 1990), теряющего веру священника ("Под солнцем Сатаны", 1987) или скачущей из постели в постель школьницы ("За любовь", 1983). В этом потоке захлебывается полицейский инспектор Манжен (Жерар Депардье), которого до поры до времени не раздражали ни коллеги-карьеристы, ни мелкая уголовная шушера, которую он ловит изо дня в день, ни скользкие, прибандиченные адвокаты, посредничающие между ним и "авторитетами". Но прожженный волк сыска теряет голову, увлекается Норией (Софи Марсо), девкой марокканского дилера, которая играет с ним, дарит, а потом отнимает надежду на то, что жизнь может измениться. "Полиция" — драма безумного влечения, но приземленная почти документальной манерой съемки. Вроде бы детектив, но без всякого саспенса. Просто фильм о растерянности человека-скалы, вдруг догадавшегося, что разгром героинового трафика вовсе не цель его жизни, а другой цели нет и не предвидится.

"Не склонившие головы" (The Defiant Ones, 1959)

Самый знаменитый кадр из фильма Стэнли Крамера напоминает советский политический плакат. Две скульптурные фигуры в профиль, снятые с нижней точки, возвышающиеся на фоне неба: мордатый белый и негр, скованные наручниками. Лицо белого искажено, кулак взметнулся, метя в лицо афроамериканца. В общем-то этот кадр резюмирует весь фильм, снятый с плакатной незамысловатостью. Из перевернувшегося тюремного фургона бегут заключенные: расист Джексон (Тони Кертис) и чернокожий Галлен (Сидни Пуатье). Не убивают они друг друга лишь потому, что труп на цепи тащить за собой неудобно. А семерка характерных преследователей — матерый шериф, франт-собаковод, Элвис сельского розлива — не торопится как раз потому, что они уверены: беглецы перегрызут друг другу глотку. Естественно, по ходу дела расист перевоспитается и, хотя цепь будет скинута, не бросит раненого друга. Искупает прямолинейность вполне картонного фильма лишь мощная пластика Кертиса и Пуатье да незабываемая песенка, которую напевает Галлен: "Уехал мой Джонни, уехал со скуки. Уехал мой Джонни в зеленый Кентукки".