Хроника грехопадения

Салман Рушди. "Клоун Шалимар" СПб.: Амфора, 2008

"Шестьсот тысяч индийских солдат было расквартировано в Кашмире, однако погромам и гонениям никто не препятствовал. Как это могло случиться? Почему кашмирских хинду попросту бросили в лагерях беженцев? Индийская армия и мусульманские боевики бились за обладание истерзанной, залитой кровью Долиной, а эти люди мечтали о возвращении домой и умирали с этой мечтой, а потом умирала и сама мечта, так что они не могли даже умереть с мечтой. Почему такое стало возможно? Почему, почему, почему?"

Почти столь же животрепещущий вопрос — как возможен такой пассаж в современном романе? И это даже не реплика персонажа — это взволнованная речь автора, уверенного, что положение слишком серьезно, чтобы скрываться за какими-нибудь масками.

Когда-то такое делали — лучше всех получалось у Диккенса: "Умер, ваше величество. Умер, милорды и джентльмены. Умер, вы, преподобные и неподобные служители всех культов. Умер, вы, люди; а ведь небом вам было даровано сострадание. И так умирают вокруг нас каждый день". Но тогда была другая эпоха — признававшая писателя вершителем судеб и пророком. Теперь же, когда писатель это признание давным-давно потерял, такие заламывания рук в прозе почти всегда выглядят фальшиво и заставляют читателя стыдливо ежиться и переворачивать страницу.

Но с "Клоуном Шалимаром" это не так. Рушди так пристально вглядывается в своих героев, так искренне пытается понять и принять правоту каждого — не из-за каких-нибудь политкорректных, а именно из человеческих соображений,— что этот душераздирающий вопль "почему, почему, почему?" кажется неизбежным и абсолютно уместным.

В подлинности, непродажности авторского страдания, может быть, главное достоинство последнего романа Салмана Рушди, который недавно вышел в "Амфоре" в хорошем переводе Елены Бросалиной. Главный же недостаток, свойственный, впрочем, не конкретно этому тексту, а этому писателю в принципе, состоит в том, что в его магическом реализме нет магии. Известное соображение, что любой может написать: "человек шел, шел и полетел", но у некоторых действительно летит, а у других нет, относится к Рушди впрямую. Он пишет: "он бежал по воздуху, будто взбирался на холм; его руки были вытянуты, но не в стороны, как крылья, а вперед, как у канатоходца", но нет — не летит.

В "Клоуне Шалимаре" магическая сторона действительности поглощена самой действительностью, вернее — самой историей. Увлекательной, наполненной (но не перегруженной, как бывает у этого автора) героями и чувствами, событиями и фактами — выдуманными и историческими.

Все начинается с убийства восьмидесятидвухлетнего Макса Офалса — "гражданина мира, наполовину француза, наполовину американца", бывшего героя Сопротивления, бывшего американского посла в Индии — на пороге дома его дочери в Лос-Анджелесе. Рушди не делает секрета из того, кто его убил, и довольно быстро открывает почему. Убил бывшего посла человек по имени Номан Шер Номан и по прозвищу Клоун Шалимар за то, что двадцать пять лет назад тот соблазнил его жену Бхуми Каулу по прозвищу Бунньи, что значит "чинара".

Бунньи была танцовщицей. В селении Пачхигам в Кашмирской долине все были либо актерами, либо музыкантами, либо акробатами. Шалимар был канатоходцем. И клоуном.

Рушди, как длинную ковровую дорожку, раскручивает назад историю любви мусульманина Шалимара и Бунньи-хинду (никаких Ромео и Джульетты — вся деревня весело гуляет на свадьбе), историю предательства и совращения (никакой Бедной Лизы — Бунньи сама соблазняет посла) и историю мести и гибели. Гибели героев и гибели Кашмира, прекрасного, практически райского места, безжалостно разрушенного в бессмысленной борьбе за бессмысленные вещи.

Разрушение любви Шалимара и Бунньи хронологически совпадает с разрушением прекрасного Кашмира, места, где хинду и мусульмане сосуществовали в мире и согласии, где танцевали все танцы и готовили все кушанья. Вообще-то одно и есть другое. Таких метафор в романе Рушди предостаточно. Треугольник Бунньи--Шалимар--Макс Офалс воспроизводит в нарочито искаженном осовремененном виде главную индийскую историю о любви. Историю бога Рамы, его жены Ситы и покусившегося на ее честь демона Раваны. Только Рама-Шалимар не только не спасает Ситу-Бунньи от американского демона, а оставляет ее толстеть до безобразия от высококалорийного заграничного шоколада, пестуя свою месть в тренировочных лагерях террористов и совершая во имя этой мести злодеяния, которые никакому Раване и не снились. Но в этом тексте Рушди такие метафоры имеют не только и не столько дидактический, разъяснительный смысл — они составляют плоть повествования, превращаясь из поэтических иносказаний в жизненную правду. В реальность того, что произошло на самом деле, и в реальность того, что могло бы произойти. В "Клоуне Шалимаре" Рушди, например, убивает самого себя, предъявляя миру красочную картину того, что вполне могло бы случиться двадцать лет назад: "Шалимару показали фотографию человека с бородой, которого ему надлежало убить — безбожника — писателя, врага Всевышнего, того, кто продался дьяволу".

В романе Шалимар приканчивает писателя ножом — чтобы ощутить, как "голова откинется сначала назад — и вбок, а на ее месте мгновенно вырастет и всплеснет ветвями кровавое дерево". В реальности писатель остался жить — чтобы написать о своем убийце.

Сюсаку Эндо. "Молчание" М.: Иностранка, 2008

Сюсаку Эндо — один из лидеров "новой волны" японской литературы, возникшей после второй мировой войны. Его называют японским Грэмом Грином, сам Грин считал его одним из ведущих авторов ХХ века. Главной темой Эндо, японца, в 12 лет по настоянию матери крещенного в католицизм, были отношения японской культуры и католицизма. Об этом был его переводившийся на русский роман "Самурай" — про то, как группа самураев и католических миссионеров едут с ответственной миссией из Японии в Мексику и оттуда в Ватикан и как они сталкиваются и духовно перевоспитываются по пути. Об этом же — роман "Молчание", который принято считать главной книгой Энду.

Два католических священника едут в Японию, чтобы опровергнуть слухи об отступничестве их учителя — главы иезуитской общины падре Феррейры. В Японии их сразу приводят в христианскую деревню, где держат взаперти, пряча от властей, поскольку на католических священников в стране объявлена настоящая охота. Однако падре все-таки ловят и уговаривают отступиться, показывая пытки и распятия на кресте японских католиков-крестьян. Губернатор Нагасаки Иноуэ и священник-отступник Феррейра убеждают их, что христианская вера японцам не нужна, более того, поклоняясь Христу, они на самом деле поклоняются языческому Богу-Солнце и работа миссионера в Японии не столько вредна, сколько бессмысленна.

Католик Эндо всю жизнь говорил, что чувствовал себя в своей религии неудобно, как японец в европейской одежде, и роман его о том, как сделать так, чтобы костюмчик сидел. Всего христианство в Японии сегодня исповедует менее 1% населения, немногочисленные католики были практически истреблены во время гонений XVII века, описанных в романе. Сейчас этот роман 1966 года собирается экранизировать Мартин Скорсезе (выход фильма назначен на 2010 год), после кино о Джордже Харрисоне и биографии Авраама Линкольна. Скорсезе говорит, что его в романе интересует столкновение двух культур, когда одна (например, Португалия) навязывает другой (например, Японии) свою культуру и религию, и навязывание, конечно, к хорошему не приводит. Однако у этого столкновения есть и второй пласт — священник Родригес, главный герой романа, почти повторяет путь Христа, сталкиваясь с тем же божественным молчанием, так же проходя весь путь в одиночестве и в итоге своей верой обосновывая японское христианство.

Дональд Спото. "Мэрилин Монро" М.: Эксмо, 2008

Дональд Спото — бывший монах, убежденный католик и самый знаменитый биограф Голливуда. Его оружие — безупречная репутация, он никогда не писал скандальных биографий, не подтасовывал факты и не гнался за сенсациями, поэтому друзья и родственники его героев с радостью открывают ему сердца и документы, а читатели бросаются на его книги, обещающие рассказать "всю правду" о том или ином персонаже. Среди его книг — сочинения об Одри Хепберн, Жаклин Кеннеди Онассис, Лоуренсе Оливье, святом Франциске Ассизском. Книга о Мэрилин Монро считается одним из главных его трудов и одной из главных биографий великой кинозвезды в принципе.

Жизнь Мэрилин расписана тут чуть ли не по дням. Все мужья, все съемки, все выкидыши, все таблетки, которые актриса принимала во время месячных. По утверждению Спото, Мэрилин была "глубоко одинока и глубоко несчастна", но еще более несчастной делали ее люди, которые должны были ее опекать: мужья, друзья и психоаналитик Ральф Гринсон. Именно они и ответственны за ее смерть, причем в буквальном смысле. Главная идея Спото в том, что Мэрилин была непреднамеренно убита — якобы психоаналитик, желая подчинить ее своему контролю, дал ей смертельную дозу лекарств. Аргументация не очень убедительная, но сама теория достаточно органично завершает спотовскую версию жизни Монро: в его изложении она так хороша, добра, безупречна и несчастна, что ни один католик не согласится считать ее способной на самоубийство, навсегда закрывающее такому ангелу дорогу в рай.

Главное достоинство книг Спото — он пишет так, словно был очевидцем, отрывает какие-то до времени пропавшие записки, письма, фразы. И все это в общем-то очень хорошо, только у книги Спото обнаруживается общий недостаток всех добропорядочных биографий: она не очень интересная. Иначе говоря, читать в общем-то можно, но хватает ровно настолько, насколько хватило бы смотреть фильм об абсолютно хорошем герое (это как "Крепкий орешек", но без злодеев и спасения мира, а просто о том, как Брюс Уиллис, например, зубы чистит). Спото — мастер в развенчивании легенд, его звезды уже странице на сотой кажутся скучнейшими обывателями. А страниц больше 800.