Критическое состояние российского народного хозяйства вызывает у разных экономистов три типа реакций. Первый — рефлектический — сводится почти исключительно к анализу причин нынешнего положения дел, инвентаризации упущенных в свое время возможностей и выработке "сослагательных" концепций типа "А вот если бы тогда сделали так, то было бы ого-го!"
Второй тип — упорно рыночный. Больше рынка, больше экономической свободы, частной хозяйственной инициативы и смекалки — вот лозунги реформаторов. Лишь одно ограничение сдерживает рыночников: финансовая политика должна быть предельно жесткой. Надо сказать, что потенциал обаяния рыночного романтизма, накопленный за десятилетия планового фетишизма, настолько велик, что и сейчас, несмотря на все хозяйственные неприятности, эта концепция в среде экономистов, пожалуй, превалирует.
Третий тип реакций — парафраз на тему "рынок рынком, но надо срочно как-то выбираться". При всем уважении к первым двум типам, этот третий все же, видимо, наиболее продуктивен.
Экономические воззрения экспертов Ъ формировались, естественно, в отчетливо прорыночном направлении. Но в какой-то момент нам стало совершенно ясно: падающую махину методами тонкого рыночного регулирования не остановишь, нужны рычаги прямого действия. Ну в самом деле, когда уже на последнем издыхании находится обрабатывающая промышленность и начинают активно сворачиваться экспортоспособные сырьевые отрасли, нужно не добивать их окончательно, зажимая финансы, а искать какие-то иные пути.
Таким путем, по нашему мнению, могут стать лишь усилия наиболее консолидированного экономического субъекта — государства. Государственная помощь должна оказываться — и может оказываться. И это вовсе не означает отхода от концепции рыночной экономики. Напротив, именно быстрые и эффективные государственные меры по преодолению нарастающего спада могут стать предпосылкой для плодотворного действия рыночных регуляторов.
Сегодня мы, отступая от наших традиций, выдвигаем ряд предложений по ревизии экономической политики правительства. Если уж Егор Тимурович Гайдар в памятную ночь призвал безоружных и неорганизованных москвичей на защиту Моссовета, то он едва ли усомнится в праве бесчиновных и непартийных экспертов Ъ встать motu proprio на защиту родной экономики.
Краткий очерк макроэкономики
Недавно обобщенные Госкомстатом итоги развития экономики за три квартала не добавили светлых красок в мрачную картину развертывающегося российского экономического кризиса. За истекший период валовый внутренний продукт — используемый во всем мире обобщающий показатель результатов национальной экономики — сократился на 13%.
Поясним экономический смысл этой цифры. Валовый внутренний продукт (ВВП) характеризует, с одной стороны, годовой объем полученных всеми субъектами рынка (как товаропроизводителями, так и населением) доходов, а с другой — расходы как на потребление населения и общества, так и на накопление.
Что касается первого — доходного — "среза" валового внутреннего продукта, то здесь все понятно. Ныне наблюдаемое падение ВВП означает не что иное как сокращение реальных доходов всей нации: в текущем году — на 13%, а в целом за два последних кризисных года — почти на 30%. Падение реальных доходов и уровня жизни нации вещь, конечно, неприятная, но ради светлой цели построения развитого капитализма в России, как говорится, можно и помучиться (благо не в первый раз) — лишь бы недолго.
А вот ответ на далеко не праздный вопрос "как недолго?", дает анализ другого "среза" ВВП — расходного, то есть показывающего, как используется произведенное страной за год. Поясним: заработанный страной доход, так же как и в любой семье, используется на текущее потребление и накопления, которые (накопления) населением предназначаются для крупных покупок и страховки на всякий случай (скажем, похороны), а государством — на капиталовложения. Вполне очевидно, что для того, чтобы обеспечить себе более высокий уровень жизни завтра, нужно больше сберегать сегодня.
Так вот, в масштабе всей страны как раз этого-то уже давно не происходит. Доля накапливаемых обществом ресурсов для будущего развития от года к году неуклонно снижается: например, если судить по валовым капитальным вложениям, то их доля в валовом внутреннем продукте за два последних года (1991-1992) упала почти в два раза: с 17% в 1990-м до 9% в 1992 году. Судя по складывающимся тенденциям, в текущем году она и еще снизится — до 8%. И хотя текущее потребление не растет, а падает (ясно, что не от хорошей жизни), возникает неприятное подозрение, что постепенно начинает проедаться ранее накопленное национальное богатство.
Это подозрение подтверждается данными промышленной статистики, указывающими на то, что в последние годы резко усилились процессы некомпенсированного выбытия промышленно-производственного потенциала — главного компонента национального богатства. Как показывает анализ, уже в 1991 году выбытие производственных мощностей в ряде отраслей превысило ввод новых и в целом по промышленности увеличилось до 4,8% против 2,8% в 1990 году. В прошлом году на фоне резкого сокращения инвестиционного спроса и капиталовложений в промышленность (более чем в два раза) масштабы выбытия устаревших и обесцененных в ходе кризиса мощностей, судя по отчетным данным, возросли уже до 5-6%, существенно превысив в этот период ввод новых мощностей (1-3%). При этом в отдельных отраслях обрабатывающей промышленности (например, в машиностроении) выбытие производственного потенциала из-за нехватки средств для накоплений и реконструкции морально устаревшего и физически изношенного капитала достигло 10-27%. В результате в прошлом году в промышленности некомпенсированное выбытие мощностей приняло фронтальный характер, а в целом рецессия задействованного здесь производственного аппарата достигла как минимум 3-4%.
Статистика производственных мощностей носит годовой характер, поэтому у нас нет данных по 1993 году. Однако если пролонгировать сложившуюся тенденцию, можно уверенно предположить, что выбытие мощностей нарастает. Это очень плохо. Если проедать доход, не делая накоплений — робкий шажок к экономической деградации, то тратить не только доход, но и основной капитал — уже решительный шаг в этом неверном направлении. Так можно вскоре и по миру пойти. Анализ темпов и структуры промышленного спада показывает, что до этого вовсе не так далеко, как кажется.
Новые рубежи промышленного спада
В своих публикациях аналитики Ъ постоянно возвращаются к сюжету о спаде промышленного производства. Наша приверженность этой, вообще говоря, экзотической для сугубо прикладного издания макроэкономической теме объясняется тремя обстоятельствами.
Во-первых, по нашему мнению, из явления, сопутствующего экономической реформе (либерализации цен, жесткой антиинфляционной политике, созданию рыночных институтов), промышленный спад уже превратился в фактор, определяющий дальнейший ход хозяйственных преобразований. То есть, если раньше спад можно было рассматривать как некую неизбежную плату за прогрессивные экономические преобразования, то теперь промышленная рецессия стала сущностью, с которой необходимо бороться любой ценой. Иными словами, нам кажется, что в ближайшем будущем неизбежен пересмотр стратегических приоритетов экономической стратегии. Переход от лозунга времен плановой экономики "производство ради производства" к лозунгу "реформа ради реформы" сегодня неминуемо должен получить диалектически единое продолжение — трансформироваться в аксиому "реформа ради производства".
Во-вторых, представляется, что при нынешних критических глубине и качестве спада макродинамика промышленного производства становится все более реальным фактором формирования рыночной конъюнктуры на микроуровне. Мы полагаем, что сегодня уже не столько инфляционный рост спроса, сколько прогрессирующее сокращение предложения становится основным фактором формирования потенциальной емкости отраслевых и продуктовых рынков. Можно сказать так: вероятность покупки того или иного товара, производимого в России, сегодня все в большей степени зависит не от наличия платежных средств у покупателя, а от возможности вклиниться в сворачивающуюся производственную программу оставшихся производителей. Таким образом, на нынешнем этапе реформы недалеко до повторения ситуации, в которой деньги перестают работать в экономике — то есть той ситуации, от которой и стремились уйти, начиная собственно реформу отпуском цен.
Кроме того, предлагаемый здесь подробный анализ глубины и структуры промышленного спада, как нам кажется, свидетельствует о том, что последние два года реформ загнали экономику России в "депрессивный штопор", в ходе которого утяжеленная структура производства постоянно воспроизводится на каждом новом витке потери масштабов производства.
На рисунке 1 показана динамика индекса промышленного производства, построенного по данным Центра экономической конъюнктуры при правительстве РФ как среднее геометрическое индексов сорока двух важнейших видов продукции, в динамике которых была предварительно исключена сезонная составляющая и несущественные колебания случайного характера. На рисунке 2 приведена динамика изменения индекса промышленного производства по отношению к предыдущему месяцу. Из этих рисунков хорошо видно, что после заметного снижения темпов спада промышленного производства в мае--июне до уровня, близкого к стабилизации экономики, в июле и особенно в августе они вновь резко ускорились, почти достигнув значения 39% в годовом исчислении. Этот уровень превышает максимальные темпы спада летом 1992 года (около 33% годовых) и является абсолютным рекордом за все время с начала проведения российских реформ, хотя, естественно, рекорд может быть уточнен с учетом данных за последующие месяцы.
Масштабы спада промышленного производства в июле--августе превысили спад за все первое полугодие 1993 года. Таким образом, подтвердились пессимистические оценки, сделанные экспертами Ъ в июле (Ъ #28, стр. 14). Причина нового ускорения промышленного спада кроется, как мы уже отмечали, скорее всего в явной передозировке жесткости при проведении политики финансовой стабилизации.
Приведенные на рисунках 1 и 2 прогнозные оценки динамики промышленного производства до конца года, сделанные по самому оптимистичному из всех возможных сценариев, показывают, что если проявившаяся в июле--августе тенденция резкого ускорения спада не станет доминирующей и в последующие месяцы, то к концу текущего года можно ожидать некоторого замедления темпов спада промышленного производства до месячного уровня 5-10% в годовом исчислении. В случае, если это замедление темпов промышленного спада действительно произойдет, производство декабря 1993 года "отстанет" от прошлого декабря на 13,1%, и в целом по итогам года это будет соответствовать падению среднегодового объема производства 1993 года примерно на 16,2% по отношению к среднегодовому объему производства 1992 года (против спада в 19,3% за 1992 год по сравнению с 1991 годом).
Однако если темпы падения производства в оставшиеся месяцы года останутся прежними, спад по сравнению с 1992 годом вполне может составить 25-27%, что сделает несостоятельной уже саму постановку вопроса о возможности реанимации национальной промышленности.
Структурные сдвиги в промышленности: шаг вперед и два назад
Помимо общего индекса промышленного производства, отражающего изменение его объема, были проведены расчеты индекса интенсивности структурных сдвигов (рисунок 3), который построен так, что масштабным структурным изменениям соответствуют высокие значения этого показателя, а несущественным — низкие. Как видно из рисунка 3, резкое усиление спада промышленного производства в июле--августе сопровождалось заметным ускорением структурных изменений в промышленности. Как показал анализ, этот структурный сдвиг определялся ускорением спада в химической и нефтехимической промышленности, черной металлургии, машиностроении и пищевой промышленности, то есть в переработке. (Запомним это.)
Предыдущий же максимум интенсивности структурных сдвигов приходился на лето 1992 года — период кульминации кризиса неплатежей. Разрешение платежного кризиса осенью 1992 года приостановило общий спад производства и одновременно снизило интенсивность структурных изменений.
График индекса интенсивности структурных сдвигов, приведенный на рисунке 3, показывает, как быстро происходят структурные изменения, но не дает представления о качественной стороне произошедших сдвигов. В то же время очевидно, что направленность структурных сдвигов может носить как характер "утяжеления" структуры промышленного производства, когда доля отраслей с высокой степенью переработки падает (в наших условиях такие структурные сдвиги можно квалифицировать как регрессивные), так и обратную направленность, когда повышается доля отраслей с высокой степенью переработки. Для того чтобы получить иллюстрацию направленности структурных сдвигов, эксперты Ъ рассчитали еще один специальный индекс, дающий оценку качества структурных сдвигов в промышленности (рисунок 4). Для этого каждому из сорока двух важнейших видов продукции (на основе которых получены индексы промышленного производства и интенсивности структурных сдвигов) были присвоены баллы, отражающие положение соответствующего продукта в передельном цикле (от нуля, соответствующего сырью, до единицы, соответствующей конечной продукции). Оценка качества получена как средняя из этих баллов с весами, соответствующими производственной структуре в конкретный момент времени.
Результаты расчетов, приведенные на рисунке 4, показывают, что с конца 1991 года до октября 1992 года происходило резкое "утяжеление" структуры промышленности: на фоне дефляционного шока упала доля отраслей, производящих конечную продукцию. Наиболее сильно пострадали легкая промышленность, машиностроение, пищевая промышленность. После этого тенденция сменилась на противоположную и до середины лета 1993 года происходило относительное "облегчение" структуры производства. Это явилось следствием того, что производство в легкой промышленности, сократившись вдвое от уровня 1990 года, к концу 1992 года наконец-то начало стабилизироваться; производство в машиностроении и пищевой промышленности в последние месяцы 1992 года даже несколько возросло, а затем стало снижаться пропорционально промышленному производству в целом; в то же время производство в лесной и деревообрабатывающей промышленности и в промышленности строительных материалов стало сокращаться с опережающим темпом.
В конечном же счете просматривается двухшаговая реакция промышленного производства на проводимые реформы. На первом шаге дефляционный шок породил исключительно регрессивные структурные изменения за счет резкого уменьшения доли отраслей с высокой степенью переработки. На втором шаге с опережением сокращали производство отрасли, производящие промежуточный продукт. В результате за оба шага произошло некоторое "утяжеление" структуры промышленного производства при более чем значительном спаде его объема. Круг замкнулся.
Есть основания полагать, что в последние месяцы произошел если не новый поворот в сторону "утяжеления" структуры производства, то, по меньшей мере, консервация ее качества. В пользу такого вывода говорит резкое ускорение спада в машиностроении и в пищевой промышленности. О последней следует упомянуть особо, поскольку снижение объема производства пищевой промышленности в июле--августе нынешнего вполне урожайного года следует связывать с усилением конкуренции со стороны импортных продуктов питания, что стало возможным благодаря неустанным усилиям руководства Министерства финансов по стабилизации курса доллара. В какой-то мере это относится и к продукции машиностроения.
Отметим некоторые важные аспекты состояния производства в отдельных отраслях промышленности.
Топливно-энергетический комплекс. Продолжается падение объемов добычи нефти, причем темпы спада увеличились и достигли 1,7% в месяц (22% в годовом исчислении). Ощутимо снижается добыча газа, ранее державшаяся на почти постоянном уровне. В частности, в августе спад, как и по нефти, составил 1,7%.
Металлургический комплекс. После продолжительной паузы в июле--августе наблюдалось значительное падение производства стали; темп спада в августе достиг 5%. Колоссальный провал наметился в производстве стальных труб, только за август — 12%, а всего с января 1990 года спад составил уже 60%.