выставка / ретроспектива
В киевском Музее русского искусства работает выставка Мстислава Добужинского "Старая Литва". Не претендуя на статус сенсации, экспозиция приоткрывает еще одну грань таланта русского художника, жившего и работавшего по всему свету — от Петербурга до Нью-Йорка.
Организатором выставки выступило посольство Литвы в Украине. Этим объясняется то, что в пригласительном билете знакомое имя написано на иной манер: Добужинскас. Литва действительно имеет на него свои права: здесь он не только учился в гимназии, но и получил признание и достаток, незнакомый ему в Париже. В Литве Мстислав Добужинский "блестяще устроился, профессорствует в местной школе, при которой имеет свою собственную мастерскую даром. Кроме того, работает в местном театре — постановки три в год и за каждую получает от 12 до 18 тысяч франков. Это почти богатство по нашему парижскому масштабу",— писал в своем дневнике друг мастера, художник Константин Сомов в 1930 году. Восемь лет спустя Мстислав Добужинский "собирается в Америку: много работы в Ковно, но говорит, что скучно жить художнику — провинция глухая", пишет Сомов.
Налет счастливой дремоты хорошо сохранился и в пятидесяти произведениях художника, представленных в Киеве. Литовские города и веси предстают перед взглядом современников тихой обителью счастья и патриархальности. Приметы урбанизма здесь или отсутствуют вовсе, или автору ловко удается их избежать. Изредка промелькнут барышни на травке да бабы с корзинами, а так — полное безлюдье. Основное внимание уделяется здесь домам, но никак не их обитателям или посетителям.
Вспоминая вильненское детство, Добужинский писал: "Мой глаз и вкус после любимого Петербурга, естественно, продолжал развиваться: я стал замечать величие архитектурных пропорций, очарование пустых плоскостей, оживленных каким-нибудь картушем или гербом". Неудивительно, что деревянные строения дворцов и синагог в его работах порой напоминают древнерусские теремки, да и кладбище с покосившимися крестами — зрелище, свойственное скорее роману Алексея Писемского или Ивана Тургенева, чем окраине "западного мира". И снежная крупа сыплется на зимний Каунас, точь-в-точь как на "Домик в Петербурге" (являющийся своеобразной визитной карточкой автора). А "Чайная старого города" и вовсе похожа на картинку русского быта, на которые так падок был его друг и соратник по объединению "Мир искусства" Борис Кустодиев: иконы, гитара на стене, самовар на столе. Новое — разве что в стаффажной фигуре, притаившейся в углу,— девице, стриженой по моде "века джаза".
Отличие от "русского периода", хоть и не бросается в глаза, но есть: оно в пленительной суховатости, строгости карандашного штриха, дублирующего движение кисти или пера, что в конечном итоге оборачивается отсутствием трагизма, пронизывающем едва ли не каждую питерскую работу Добужинского. Неслучайно, его в свое время так поразил "Демон поверженный" Михаила Врубеля — художника, с которым Мстислав Добужинский, в свою очередь, сравнивал литовского композитора и художника-маргинала Микалоюса Чюрлениса. Музей Чюрлениса вместе с Литовским художественным музеем — без малого сто лет спустя — предоставил несколько работ Добужинского на киевскую выставку. Кстати, в самой Литве эти картины появились совсем недавно — около двух лет тому назад их купил Литовский фонд культуры у сына художника, а уже потом подарил государству.