На сентябрьской пресс-конференции в Екатеринбурге Олег Меньшиков сказал, что «приступил к работе над моноспектаклем, который давно хотел поставить, но не было подходящей пьесы. Сейчас она найдена. Это пьеса итальянского драматурга Алессандро Барикко «1900. Novecento».
Название спектакля переводится как «Тысяча Девятисотый», и это — имя собственное. Кто смотрел фильм Джузеппе Торнаторе «Легенда о пианисте», понимает, о чем речь. Фильм, как и нынешний спектакль Меньшикова, сделан по драматическому монологу Алессандро Барикко Novecento. «1900» Меньшиков режиссировал сам — у него уже были возможности показать себя в этом качестве. «Горе от ума» вполне заслуженно имело своих поклонников, гоголевские «Игроки» стали в свое время просто откровением, да и «Кухня» по пьесе современного драматурга Максима Курочкина вспоминается как вполне достойная работа, но именно в этом и заключается проблема: порог зрительских ожиданий поднят на опасную высоту. Спору нет, Меньшиков — человек одаренный, однако его распрекрасная репутация бежит далеко впереди него, и когда наконец прибегает он сам, то фон прошлых заслуг кричит гораздо громче актера-режиссера, давая крикам обильную пищу и для злобствования, и для памфлетов.
На трансатлантическом лайнере «Вирджиния», после того как пассажиры спустились на берег в бостонском порту, матросы нашли ничейного ребенка. Дали ему имя: Дэнни Будмэн Тысяча Девятисотый (по году рождения). Подкидыш вырос, но ни разу не покинул корабля и стал великим музыкантом. Когда корабль приговорили быть взорванным и затопленным, Тысяча Девятисотый решил остаться на борту. Вот и весь сюжет.
Novecento — это монолог не Тысяча Девятисотого, а его друга, трубача из корабельного «Атлантик джаза». В этой паре пианист был героем и ведущим, а трубач — ведомым и очарованным. Духовная близость двух музыкантов, собственно, и составляет романтический и философский смысл «1900». Сама легенда о пианисте возникает на пустом месте и обрывается, так и не получив развития: персонаж сам по себе — миф и выдумка, бунт и покорность ему же. Край палубы для него край земли. Он соглашается умереть, чтобы никуда не уходить — обреченный трогательный и инфантильный романтик, сентиментальный до трусости перед калейдоскопом чужих жизней взамен своей собственной.
Соблазна музицировать актер избежал, ему помогает на сцене трио: фортепиано — контрабас — ударные. То, что Тысяча Девятисотый — великий пианист, лежит в основе спектакля, так к чему, в самом деле, доказывать очевидное? С фантазией оформлено сопровождение спектакля. Верный сценограф Меньшикова Игорь Попов выдвинул помост — острым корабельным носом — к авансцене. В центре — будто крест — скелет мачты. Меньшиков то повисает в переплетении снастей, как в паутине собственных страхов и надежд, то летает на рояле (правда, не нажимая на педали). Рояль в натуральную величину раскачивается над сценой на трех тросах, хоть и невысоко. Потрясающе остроумная имитация качки.
Олег Меньшиков — в первую очередь профессионал и вряд ли нуждается в сторонних замечаниях: о пиках и провалах постановки он наверняка знает и сам. Должен знать. Все-таки он умеет держать зал в напряжении и, по идее, особенно остро чувствует малейшие изменения — от штиля до шторма. Особенно, если погодой управляет он сам.
Олег Меньшиков Две Тысячи Восьмой, в общем-то, схож с героем Барикко. Ясно, что схож, — иначе не выбрал бы эту пьесу. Имидж наиболее стильного российского актера, актера-загадки, небожителя или, как минимум, обитателя башни из слоновой кости, часовых дел мастера и прочее, и прочее — близок к образу великого музыканта Дэнни Будмэна Т. Д. Лимона Тысяча Девятисотого. Велик ли он был в пределах кают-компании или в масштабах Океана, мы никогда не узнаем. А вот насколько велик Меньшиков в этом образе — увидим в ближайшее время.
Оксана Файрклоуг