Официальное торжественное открытие II Международного хорового фестиваля состоялось вчера в Большом зале Филармонии. Однако на самом деле фестиваль уже стартовал: 1 июня Познанский хор мальчиков публично отмечал день детей, а 3 июня в драмтеатре имени Комиссаржевской выступал знаменитый московский ансамбль духовной музыки "Сирин". В загадках фестивального устройства и древнерусского певческого искусства разбиралась ОЛЬГА КОМОК.
Впрочем, есть подозрение, что один из фестивальных концертов, прошедших еще до официального открытия, по силе, как теперь модно говорить, "патриотически-воспитательного" воздействия на публику заведомо перевесил все прочие. Речь об ансамбле древнерусской духовной музыки "Сирин". Причем, речь самая прямая, без ерничества и подтекстов: этот легендарный коллектив уже 19 лет честно воспитывает в своих слушателях любовь к древнерусскому репертуару — духовным стихам и знаменному распеву. И делает это весьма доходчиво.
Во-первых, репертуар. В Петербурге, где ансамбль не был целую вечность, "Сирин" показал эдакую "экспортную" солянку из самых древнерусских сливок. "Плач Иосифа" в исполнении худрука Андрея Котова с созерцательно-импровизационным аккомпанементом гуслей и альта. Духовные стихи разных эпох и разного характера в исполнении отдельно мужской и женской групп. Соло опытных участниц ансамбля. Знаменитая колесная лира господина Котова — ровно такая, с какими побирались украинские и белорусские лирники. Древнерусское многоголосие (это вообще отдельная история — для непросвещенного уха более напоминает авангард XX века, нежели литургическую музыку). Наконец, пасхальные песнопения во главе с каноническим тропарем, который поется во время крестного хода. Проход с пением и пританцовыванием по залу под занавес. И все это коротко, разнообразно, с элементами театрализации, в ярких костюмах.
Во-вторых, голоса. Не "плоские", не "прямые" и не "гортанные", как принято описывать фольклорную манеру пения, в которой исторически и начинал работать "Сирин" в 1989 году. А чистые, ясные, отчетливо русско-народные по тембрам, но фантастически разнообразные по манере звукоизвлечения. Ансамблисты из "Сирина" существуют в мире тончайших нюансов (и тембровых, и ритмических, и всяких прочих), и на "лобовые" фольклорные штучки не размениваются даже в самых шумных и радостных песнопениях.
В-третьих, особая скромность, почти отрешенность на сцене. Певцы ведут себя так, как будто не они поют, а ими нечто поется. Ансамблисты практически неподвижны, лица у большинства серьезны, а то и мрачны. Сам Андрей Котов совершенно невозмутим даже в исповедальном опусе "Виде разбойник", трогательно близком по тексту к посконно-российской тюремной лирике. И даже приплясывают "сирины" как бы невзначай, не в лад и кто во что горазд — не для публики же, для себя.
Хотелось бы сказать, что ансамбль "Сирин" поет именно так, как надо петь древнерусскую музыку, во всяком случае, звучит он убедительнее некуда. Однако целый корпус специалистов в той же древнерусской области с исторической достоверностью "сиринов" совсем не согласен. Но вот с чем не поспоришь, так не поспоришь: "Сирин" аутентичен сам себе. Да и гордость за древнерусскую музыку, которую ансамбль внушает мгновенно и навсегда, тоже особого рода — это любовь к музыке не за то, что она "наша", а за то, что красивая очень.