Городок в колониальном стиле. Стук в дверь. «Здесь живет Во?» Напряженный взгляд усталой женщины. «Вы ошиблись домом».— «Ну я подожду». И гангстер в черных очках с молчаливым напарником удаляются в сквер.
Это все так долго рассказывается, потому что и в кино первая часть затянута в духе вестерна, на который намекают и архитектура южного городка Макао, и музыка, и геометрические композиции, которые вычерчивают траектории пуль китайских бандитов. Год на дворе 1998-й. Португальская колония вот-вот должна отойти Китаю, про это, правда, тут не сильно распространяются. Один друг детства чем-то прогневил босса, другим поручено его убрать. И вот они выпивают после ужина, веселятся, снимаются на память, а затем помрачневший гангстер подводит итог: ты, мол, смотри, но убрать-то я тебя должен.
Зато потом красным гаоляном расцветает боевик гонконгской школы и сплошь да рядом то, что американские прокатчики называют «насилие и хирургические подробности». Ребятам надо пострелять в босса, прооперировать раненого товарища и поучаствовать в ограблении автобуса с тонной золота, что опять-таки отсылает к разным американским мифологемам. А потом колесить по окрестностям Макао с пробитым бензобаком и почти любой выбор делать при помощи монетки.
Самое сложное тут не только мужской балет под градом пуль, а сочетание постоянной готовности к удару с пониманием куда бить, а куда не бить. Ну нарушается периодически закон всемирного тяготения, эка невидаль. А зато все «по законам красоты», как называлась одна старая шахматная телепередача.
В свое время много писалось про принципиальное двуязычие фильмов Бертолуччи. В смысле, что если ты владеешь и английским, и французским, то смотри «Последнее танго в Париже» и считай, что тебе повезло. А не владеешь одним из них, так тебе и надо. Часть информации должна оставаться зашифрованной. В гонконгских боевиках и вообще в азиатском кино наша зрительская «постороннесть» есть важнейший катализатор восприятия. Различать героев по лицам не так уж затруднительно. Хотя кто в кого стреляет и по какому поводу, тут не сразу разберешь. Понять мотивацию — вот задачка. То есть в каждом жесте, в каждом выборе героев прочитывается система взглядов, иерархия ценностей. Отличная от европейской. То ли у бандитов с их предательствами и борьбой за сферы влияния, то ли у китайцев с их фольклорным вероломством, то ли именно в пространстве фильмов Джонни То, но что-то у ребят не так. Не по-нашему. Там, где логично было бы всех перестрелять к чертовой матери, а то и рвануть гранату, они выжидают, долго смотрят на противника, подставляются. А куда лучше не соваться — являются навеселе, грудь нараспашку, улыбка до ушей.
В западных вестернах стреляют в спину. В «Отверженных» — только в лицо. Как они понимают, что вот секунду назад тебя пытались убить, а сейчас уже можно опустить ствол и протянуть этому человеку руку? Но ведь понимают же. При всех преувеличениях и допущениях именно такое поведение не кажется абсурдным. Ну, не более абсурдным, чем военный героизм или подвижничество. Только это такой военный героизм, который происходит ежесекундно, причем в исполнении представителей не самой располагающей к самопожертвованию профессии. То есть как раз такое поведение помогает выживать в безжалостном вроде бы мире гангстеров из Макао.
Это главное. Есть и любимое наше остальное, гонконгское. Дым коромыслом, развеваются портьеры и полы плаща, как белые голуби у Джона Ву, а круче всех тот, кто из однозарядной винтовки крошит в винегрет целую банду, не вынимая изо рта зажженной сигареты. Ну и комическая парочка полицейских, которые все время оказываются на пути у высших гангстерских сил и вечно извиняются: «Честное слово, мы здесь случайно. Мимо ехали. Уже уезжаем».
И при всей кинематографичности главных персонажей идентифицироваться-то легче всего с этими жалкими личностями. А вы представьте себе: Макао, бандиты, а вы еще не до конца освоили их кодекс чести. Есть большой риск оказаться отверженным.
Сергей Полотовский